Спокойно, Маша, я Дубровский!

Я не просто пошла – я полетела и, несмотря на то что держать спину и чеканить шаг здорово мешала топорщащаяся на бедре бутыль, промчалась мимо привратника Ильи Захаровича с ветерком, который весело взвихрил просторные листы развернутой дедом газеты. Зяма, напротив, шествовал очень неторопливо и поравнялся с конторкой привратника в тот момент, когда я уже выскочила на крыльцо.

16

Дожидаясь, пока откровенно нервничающая Инка отбежит подальше от стеклянных дверей подъезда, Зяма остановился, с преувеличенным интересом взглянул на желтые страницы бульварной газеты и дружелюбно спросил:

– Ну-с, что новенького в обитаемой вселенной?

Формулировка вопроса поставила конкретного старичка Илью Захаровича в тупик. Он с сомнением посмотрел на газетный разворот, украшенный зазывными рекламными модулями ипотечных компаний. Цифры чрезвычайно настойчиво убеждали читателя в том, что обитаемая вселенная становится все более комфортной для материально обеспеченных гуманоидов, каждый из которых в самое ближайшее время имеет шанс приобрести не только квартиру – да хоть отдельную комфортабельную планету под беспрецедентно низкие проценты! Илья Захарович и сам уже подумывал, не прикупить ли ему с ближайшей пенсии небольшой астероид с частичными удобствами.

Пока озадаченный привратник раздумывал над перспективами приобретения жилой недвижимости в пангалактическом масштабе, в его клетушке ожил телефон.

– Слушаю вас, Дарья Михайловна! – молодцевато приосанился Илья Захарович, взглянув на светящиеся цифры определившегося номера.

Жадный до вселенских новостей молодой человек тонко улыбнулся и сделал ушки домиком, однако из всех слов собеседницы привратника толком расслышал одно только эмоциональное «дуся» и вынужден был довольствоваться репликами Ильи Захаровича. Их вполне хватило, чтобы понять: «Дарья Михайловна» интересуется, ушли ли ее недавние гости. Учитывая тот печальный факт, что госпожа Павелецкая уже с четверть часа была глубоко и непоправимо мертва, ее общительность была просто потрясающей.

– Молодая дама уже вышла, а молодой человек еще здесь! – отрапортовал привратник, жестом остановив неторопливо шествующего Зяму. – Попросить его вернуться? Не надо? Просто запомнить и впредь пропускать без церемоний? Как прикажете, Дарья Михайловна!

Подобострастно улыбающийся Илья Захарович положил трубку и по-свойски подмигнул молодому человеку, который в поразительно короткий срок заслужил почетное право свободного посещения VIP-жилища. Зяма ответил пожилому джентльмену светлой улыбкой, коротко по-гусарски кивнул и прошествовал к выходу.

17

Кондратыч и Курилыч сидели на лавочке под ивушкой и неторопливо, с достоинством играли в подкидного дурака. Старикам никто не мешал: немногочисленные обитатели жилой башни – люди сплошь состоятельные, а потому деловые – белым днем во дворике не болтались, на лавочках не сидели. Если бы не жужжание кондиционеров, дом вообще производил бы впечатление необитаемого: окна плотно закрыты, дверь единственного подъезда распахивается раз в час. Автомобилей, время от времени выезжающих из подземного гаража с тыльной стороны здания, старики не видели. Не видел их и привратник Илья Захарович, из-за чего в тот же день приключилась еще одна неприятность: какие-то негодяи – юные хулиганы, наверное, – угнали из гаража «Ниссан» профессора Крякина из третьей квартиры. К счастью, недалеко угнали, покатались и бросили на соседней улице. Впрочем, об этом домовая общественность и сам Крякин узнали только два дня спустя, когда профессор избавился от тяжелого похмелья, вызванного неумеренным приемом экзаменов, и пожелал сесть за руль.

Тишина и умиротворение, до краев затопившие аккуратный элитный дворик, разительно контрастировали с шумом и гамом большого неопрятного двора у блочной пятиэтажки Кондратыча и Курилыча. Там, в окружении увешанных простынями и подштанниками бельевых веревок и кособоких скамеек, дырявых, как борта фрегатов после пушечного сражения, вопили и визжали младенцы, скрипели качелями девочки, бухали мячами мальчики, болтали бабы, матерились мужики, рычали мотороллерами счастливые подростки и звенели пивными бутылками не вполне счастливые. Встав с мольбертом посреди двора, художник с фантазией мог бы, не сходя с места, написать хоть цикл жанровых картинок «Жизнь итальянских кварталов», хоть эпическое полотно «Последний день Помпеи».