Спокойно, Маша, я Дубровский!

Мы с милым подробно обсудили плюсы и минусы популярных зарубежных курортов. Я забраковала Турцию (слишком беспокойно), Египет (опасно), Кипр (скучно), Болгарию (была там дважды) и остановилась на Черногории, о которой слышала много хорошего. Тему можно было считать закрытой, я замолчала, вполне довольная конструктивным разговором, но тут Денис по собственной инициативе оживил затихшую беседу замечанием:

– А если махнуть в Эмираты, можно будет украшений тебе купить. Я слышал, там золото недорогое.

Это было чертовски интересное предложение! Я загорелась и в подробностях рассказала милому, какие именно украшения меня особенно привлекают. Говорила я долго и вдохновенно. Прежде Денис никогда не выражал желания осыпать меня драгоценностями! До сих пор речь шла только о покупке обручального кольца, которое в понимании Кулебякина было вещью вполне полезной. Вроде наручников.

Повествуя о ювелирных украшениях, я вошла во вкус и вырвалась за границы Аравии на планетарный простор. Подробно и с большим чувством я рассказала поразительно кроткому и сговорчивому милому об афганской бирюзе, китайских жемчугах, индийских изумрудах и совсем уже собралась забросить удочку насчет перуанских алмазов, но тут Денис вдруг перестал быть душечкой, буркнул:

– Ну, пока! Увидимся, – и отключился.

– Пока... – растерянно сказала я гудящей трубке, посмотрев на нее с недоумением.

Ох, уж эти мужчины суровых профессий! Копят запас чуткости и деликатности годами и расходуют его за пятнадцать минут! Внутренний голос подсказывал, что следующего душевного разговора с Денисом я дождусь не скоро.

Мечты о жемчугах и изумрудах разбередили душу, так что уснуть снова мне не удалось. Мешали и звуки, доносящиеся со стороны караоке-бара. Там какие-то сильно нетрезвые и откровенно безголосые граждане устроили свою «Фабрику звезд» и один за другим проводили отборочные туры конкурса на звание «Карликовая звезда российской эстрады». Ближе всех к лаврам подобралась на диво неутомимая дамочка с картавым голосом вождя мирового пролетариата, охрипшего в словесных баталиях с буржуазией.

– Ой, могоз, могоз! Не-е могозь меня! – горланила она, упорно не желая хотя бы сменить репертуар.

Я без одобрения отношусь к любительскому пению и считаю караоке мучительной пыткой, которую по чистой оплошности не изобрели отцы инквизиторы. Горластую хрипато-картавую дамочку мне хотелось не просто «замогозить», а на веки вечные запереть в криогенной камере без права реанимации!

К сожалению, за собственным пением вокалистка не слышала моих мысленных проклятий. Я высунулась в окошко, надеясь разглядеть за кустами неутомимую певунью и послать ментальный сигнал более адресно, но перепутала окна и увидела соседний коттедж. А там тоже происходила борьба, но отнюдь не песенно-конкурсного характера! На желтом экране разворачивалось представление в духе японского театра теней – маленькая темная фигура молотила кулачками фигуру покрупнее, та же в ответ являла похвальный пример христианского смирения и всепрощающей любви к ближнему, ибо отвечала на удары поцелуями в превосходящей пропорции два к одному.

В первый момент я подумала, что в мотель закатилась на ночь страстная садомазохистская парочка, но уже во второй поняла, что и очертания резвящихся теней, и сценарий представления мне знакомы. Я переместила взгляд с окна домика на его дверь и в свете лампы над крыльцом разглядела большую цифру 6. Значит, торопясь в постельку, Зяма знал, что будет спать не один, а с Трошкиной. И ладно бы они там тихо спали! Мордобой-то зачем устраивать?

– Вот придурки! Герои-любовники! – зло обругала я их. – Нашли время выяснять отношения!

Братишка совершенно некстати надумал привлекать к себе внимание и принимать гостей. Я решила сообщить ему об этом безотлагательно, с каковой целью оделась, машинально сунула в карман мобильник и пошла в шестой коттедж, оставив бабулю вкушать подобающий ее возрасту мирный сон. Старушка с головой укрылась одеялом, да еще, наверное, уши заткнула, раз ее не потревожили ни звонок Дениса, ни вопли отмороженной певуньи.

Дверь шестого коттеджа была не заперта – похоже, Трошкина распространила привычку жить широко, нараспашку, с собственного жилья на съемное. Опасаясь вломиться к голубкам не вовремя – когда они перестанут клеваться и начнут согласно ворковать, я на крыльце шумно пошаркала ногами о коврик, стукнула в дверь и крикнула: