Кукиш с икоркой

Я подошла ближе и из тесного ущелья тамбура заглянула в просторный холл. Там было пусто, но где-то за поворотом коридора воинственно гремела жесть и звучали громкие голоса.

– Выходь отсель, пьяная морда! – требовал резкий женский голос.

По характерным стервозным интонациям я безошибочно угадала в гневливой бабе вахтершу.

– А ну, выходь, кому говорю! Это женское общежитие! Живо выходь, гад ползучий!

Пьяный гад упорствовал и выползать из женского общежития отказывался наотрез.

– Выходь, сволочь! – ярилась баба. – Ты вообще за каким хреном в постирочную залез, а? Сей же час выходь!

Ответная речь была нечленораздельной и затрудненной, но собеседнику вахтерши все-таки удалось объяснить, что в постирочную, принятую им за женскую баню, он внедрился ни за каким не за хреном, а вовсе наоборот, в надежде найти среди шаек и мочалок дамскую любовь и ласку. На это вахтерша в простых и понятных каждому россиянину выражениях сообщила любвеобильному гражданину, что готова самолично и немедленно приласкать его с применением тяжелых подручных предметов, и, судя по металлическому грохоту и гулу, тут же огладила мужика то ли ведром, то ли тазом.

Скандал быстро набирал обороты и грозил затянуться надолго. Смекнув, что отсутствие на боевом посту грозной вахтерши мне лично только на руку, я поднырнула под швабру, на цыпочках проскочила через холл и взбежала по лестнице.

Интересно, где эта сорок четвертая комната? Коридор второго этажа начинался с помещения под номером двадцать один. Если на каждом этаже по два десятка комнат, то мне следует подняться выше.

Математика вкупе с логикой – великое оружие! Сорок четвертая комната действительно нашлась на третьем этаже, причем она была открыта, так что я шагнула в помещение почти беспрепятственно. Пришлось только обойти стул, поставленный перед порогом в коридоре. На спинке стула висел мокрый детский комбинезон, с него капала вода, и на выщербленном цементном полу образовалась цепь микроскопических озер.

– Тук, тук! Можно войти? – для приличия спросила я.

Спросила негромко, вполголоса – на тот случай, если содержимое постиранного комбинезона лежит, мирно посапывая, в детской кроватке. Однако кроватка была абсолютно пуста, и никакого ребенка я не увидела. В комнате была одна женщина, и то не вся целиком, а только нижняя половина в затрапезной ситцевой юбке, цветных носках с дыркой на правой пятке и шлепанцах. Все, что выше пояса, находилось снаружи здания: высунувшись в окно, женщина энергично вытряхивала какие-то полотнища. Они гулко хлопали, так что моего робкого стука хозяйка комнаты не услышала.

– Здравствуйте! – заорала я, дождавшись паузы.

– Ой, кто это? – Женщина проворно повернулась.

Я подавила вздох разочарования. С Людочкой Петровой, внешность которой я живо представляла себе со слов Вадика и его маман, эта дама не имела никакого сходства. Держа в руке клетчатое детское одеяльце, у окна стояла маленькая кругленькая женщина, похожая на крепкую репку. У нее было круглое лицо, носик пуговкой, серые глаза в коротких ресничках и желтые волосы, закрученные на макушке «дулькой».

– Здравствуйте, – повторила я тише. – Извините за вторжение, я стучала, но вы не слышали. Я ищу Людмилу Ивановну Петрову. Это не вы?

Я заранее знала, что услышу отказ, но ответ, который дала мне женщина-репка, оказался куда более развернутым, чем я ожидала.

– Вам нужна только Людмила Петрова или еще кто-нибудь? – недружелюбно спросила она. – Например, Ася Семина, Клавдия Петренко или Зоя… как ее там? Остальных вообще не помню!

– Остальных? – переспросила я.

– Одиннадцать человек списком! – Женщина-репка раздраженно швырнула детское одеяльце в пустую кроватку и решительно проследовала к старомодному буфету.

Короткие крепкие ножки воинственно топали, красные помпоны на тапочках взволнованно вздрагивали. Женщина открыла остекленные створки буфета, достала книжечку в красной обложке, развернула ее и показала мне:

– Вот, это мой паспорт. Я Любомирцева Галина Владимировна, по всем правилам прописана в этой комнате. Вместе со мной живет моя дочка, Любомирцева Катя, трех лет. Если вы к нам пришли – добро пожаловать! А насчет мертвых душ спрашивайте у прежнего коменданта общежития, это он умудрился прописать на двенадцати квадратных метрах одной комнаты еще одиннадцать совершенно посторонних баб! – Галина шлепнула паспорт на покрытый клеенкой круглый стол и уперла руки в боки. – Мы-то с дочкой тут по закону живем, если не верите, могу еще решение суда показать!