После похорон

За исключением миссис Лео – она совсем другое дело. Мистер и миссис Лео часто бывали здесь после того, как поженились. Она настоящая леди, всегда одевалась и причесывалась как следует. Хозяину она очень нравилась. Жаль, что у нее и мистера Лео не было детей…

Лэнском встряхнулся – чего ради он стоит и вспоминает былые дни, когда у него столько работы? Теперь нужно заняться шторами на первом этаже и сказать Дженет, чтобы она поднялась наверх и приготовила спальни. Он, Дженет и кухарка ходили в церковь на заупокойную службу, но не поехали в крематорий, а вернулись домой поднимать шторы и готовить ленч. Разумеется, холодный ленч. Окорок, цыпленок, язык и салат, а потом лимонное суфле и яблочный торт. Но сначала горячий суп – лучше убедиться, что Марджори его уже приготовила, так как они могут вернуться с минуты на минуту.

Лэнском двинулся по комнате шаркающей походкой. Его рассеянный взгляд скользнул по картине над камином – парному портрету к тому, что висел в Зеленой гостиной. На нем были превосходно изображены белый атлас и жемчуга. Женщина, облаченная в них, выглядела не столь впечатляюще. Мягкие черты лица, рот, похожий на розовый бутон, расчесанные на прямой пробор волосы… Миссис Корнелиус Эбернети была женщиной скромной и непритязательной. Примечательным в ней было только ее имя – Корали.

Спустя шестьдесят лет после их появления мозольный пластырь и крем для ног «Коралл» все еще пользовались спросом. Никто не мог определить, что в них было такого выдающегося, но они всегда привлекали внимание. Благодаря им был воздвигнут этот неоготический особняк с обширным садом, а годовой доход, выплачиваемый семи сыновьям и дочерям Корнелиуса Эбернети, позволил Ричарду Эбернети отойти три дня назад в мир иной очень богатым человеком.

Заглянув в кухню, Лэнском напомнил Марджори о супе, но та в ответ только огрызнулась. Марджори было всего двадцать семь лет, и она служила для Лэнскома постоянным источником раздражения, так как была весьма далека от его представления о том, какой должна быть настоящая кухарка. У нее отсутствовало как чувство собственного достоинства, так и должное почтение к его, Лэнскома, положению в доме. Марджори именовала «Эндерби-Холл» «старым мавзолеем» и жаловалась на огромные размеры кухни, буфетной и кладовой, утверждая, что «нужен целый день, только чтобы их обойти». Она пробыла в «Эндерби» два года и оставалась здесь, во-первых, из-за солидного жалованья, а во-вторых, потому, что мистеру Эбернети нравилась ее стряпня. Марджори в самом деле недурно готовила. Дженет – пожилая горничная, в данный момент пьющая чай за кухонным столом и обычно наслаждавшаяся ядовитыми диспутами с Лэнскомом, тем не менее вступила с ним в союз против младшего поколения, представляемого Марджори. Четвертой в кухне была миссис Джекс, выполняющая обязанности приходящей прислуги там, где это требовалось, и получившая немалое удовольствие от похоронного церемониала.

– Все было очень красиво, – говорила она, шмыгая носом и наполняя свою чашку. – Девятнадцать машин, церковь полна народу, и каноник отлично провел службу. Да и день для этого подходящий. Бедный мистер Эбернети – таких, как он, в мире осталось мало. Все его уважали. – Услышав звук клаксона и шум автомобиля на подъездной дорожке, миссис Джекс поставила чашку и воскликнула: – А вот и они!

Марджори включила газ под большой кастрюлей с куриным супом. Большой очаг времен викторианского величия стоял холодный и бесполезный, словно памятник минувшей эпохе.

Машины подъезжали одна за другой – выходящие из них люди в черном неуверенно шли через холл в Зеленую гостиную. За стальной каминной решеткой горел огонь – дань первым осенним холодам, призванный также согреть тела и души побывавших на похоронах.

Лэнском вошел в комнату, неся на серебряном подносе бокалы с хересом.

Мистер Энтуисл, старший партнер старой и уважаемой фирмы «Боллард, Энтуисл, Энтуисл и Боллард», грелся, стоя спиной к камину. Взяв бокал, он окинул компанию проницательным взглядом юриста. Не все присутствующие были ему лично знакомы, и он ощущал необходимость «рассортировать» их. Представления перед отбытием на похороны были спешными и поверхностными.

Обратив внимание прежде всего на старого Лэнскома, мистер Энтуисл подумал: «Бедняга очень постарел – не удивлюсь, если ему под девяносто. Ну, он получит хорошую ежегодную ренту – за него нечего беспокоиться. Преданная душа – такие старомодные слуги в наши дни редкость. Теперь в моде приходящие уборщицы и няни. Помоги нам, боже! Все это печально. Пожалуй, хорошо, что бедняга Ричард умер преждевременно. Ему было бы практически незачем жить».