Дама непреклонного возраста

Зинаида открыла рот, чтобы спросить имена кавалеров, их место жительства, место работы, а также паспортные данные и группу крови, но Мария Викторовна, завидев открытый рот, ловко заткнула его пряником и продолжила вещать:

– Первого-то парня мы у ней увидали… дай-ка вспомню… ага, когда ей уже к тридцатнику катилось. Ничего парень был, приличный. Встретимся, бывало, так всегда отшатнется, дорогу уступит. Я, бывало, крою его на чем свет стоит, а он только глазами шныряет да скулами дергает. И молчит. Но не заладилось у них. А все потому, что к Вальке нашей сразу мать стала бегать, Софья. Прибежит – сама маленькая, как недомерок какой, честное слово, пузатенькая, а шуму от нее больше, чем от меня! Стала прибегать и такую ругань устраивать, аж Минька мой неделями шелковый ходил, все боялся, что я у Софьи лаяться научусь.

Хозяйка осуждающе покачала головой, закинула в рот горсть мелких карамелек и надолго задумалась, подперев щеку.

– Ну? – поторопила ее Зинаида.

– Чего «ну»? Не научилась, – вздрогнув, призналась Мария. – К такому надо с рождения талант иметь. И вот она всем этим талантом да на Вальку. Ну, все про парня ей кричала, что не ко двору, мол, такой голодранец. А потом парочку раз на него самого налетела. А после таких налетов какой же парень устоит? Сбежал, больше мы его не видали. Валька тогда стала совсем тихая, как мышь больная. У нее через стенку только телевизор слышно было, да и то – все ухи сотрешь, пока прислушаешься. Никого не было долго. Но годы-то свое берут. Им, годам-то, мужика вынь да положь! Ну, Валька и положила. Видный такой был мущщина, толстый, сразу понятно, что Вальки лет на двадцать старше. Зато богатый, да-а. Как ни поднимается, все с кулями, с коробками, с сумками. И к Вальке все «Валюся, Валюся». Таскался, пока Софья не пронюхала. И кто ей на девку доносил – ума не приложу. Ирка, что ль, с нижнего этажа? Кстати, хорошо, что напомнила, надо будет к ней завтра забежать, звонок оторвать.

– И что? Софья опять была недовольна?

– Не, она только орала. Это тот мущщина недовольным оказался. Тоже смылся. А и как не смыться, если Софья кричала, что она все его жене расскажет. Может, и рассказала, с нее станется. И все!

Зинаида удивленно поморгала глазами:

– То есть… как все? И что, больше у Валентины никого не было?

– Нет, это с тем мущщиной – все. А уж после-то Валентина домой никого не приводила. Очень длительное время. И Софья перестала прибегать. А однажды слышу: кто-то по-мужски бормочет в Валькиной спальне. Я обрадовалась, вот честное слово, как кто-то дернул, – сижу и радуюсь. Но недолго, да-а. Снова Софья принеслась.

Зинаида уныло покачала головой:

– И опять мужика отвадила?

– А вот и фигушки! – радостно выкрикнула Мария Викторовна. – Она на Генку только кричать, а он ей даже ничего говорить не стал, просто схватил в охапку, как сноп, и вынес за дверь. Я специально ведро мусорное схватила и в подъезд выскочила, сама видела. И все! Девку нашу как кто-то дернул! Будто подменили! Спервоначалу Софье досталось. Та-то по привычке сунулась к дочери, пока Генки не было, и ну ее шпынять, а Валька ка-а-ак заорет! Вот ведь у меня не получалось у Софьи научиться, а Валька сумела. Конечно, куда мне – у нее ж гены. Ну, Софья и осела. Потом Валентина и на меня рычала, конечно. Дескать, не буду за вас подъезд мести, только в свою очередь веником стану махать. Я было попыталась объяснить, что так негоже, мне и некогда вовсе за подъездом следить, за Минькой бы усмотреть. А она мне: тогда, мол, платите, у вас деньги есть. Я вот все думаю, и кто ей про мои деньги настучал? Никак Ирка с нижнего этажа. Ты мне потом напомни, чтоб я ей звонок открутила.

Зинаида нервно заегозила на стуле. Время упрямо приближалось к одиннадцати, а Мария Викторовна все еще не подобралась к самому главному. И прерывать ее было боязно – сразу в рот еще один сухарь сунет. И все же она решилась:

– А как же Софья к дочери наведываться стала? Я слышала, она частенько у нее ночевала, – скороговоркой поинтересовалась Зинаида и плотно захлопнула рот.

– Х-х! А куда ж ей деться? – всплеснула руками рассказчица. – У нее ж как получилось: была своя квартира, а потом матушка у ней скончалась и оставила дом. Ну, Софья квартиру свою сдала в аренду, а сама в тот хлипкий домишко перебралась. Чтоб, значит, деньги у ней водились. А домишко-то к жизни совершенно не приспособленный оказался: там и печь надо топить, и дрова заготавливать, и воду таскать с колонки. Да разве ж Софья такое выдержит? Летом-то она еще там околачивалась, а ближе к осени к дочери на ночевку приезжала, видать, мерзнуть стала, как птицу, в теплые края потянуло. А у дочери здесь роман в самом пылу, и Генка всегда в полной боевой готовности. Конечно, Софья давай ей пенять, дескать, она мать на мужиков променяла. Только Валька ей рот быстро заткнула – мне, грит, уже тридцать пять, а я по твоей милости еще под фатой не ходила, ни детей нет, ни мужа, одна только мама припадочная. Хочешь ночевать – ночуй, а мне жить не мешай. Ой, как же они грызлись! Нет, когда Генка прибегал, тишь да благодать была, Софья и рот боялась открыть. Но Генка ж не мог все время Вальку охранять, семья у него. И когда его не было, вот тогда шум – на весь подъезд.