Снежный король

– Какой кошмар ты говоришь!

– Это жизнь, мама, а она не поддается математике, ее не рассчитаешь.

– У тебя лично есть какие-нибудь версии?

– Только гипотезы, а они, мама, разнятся с версиями.

– Андрей... я наблюдала за тобой на свадьбе и... сегодня... – Мама почему-то растягивала слова. – Скажи, тебе нравится девушка Германа?

Так, уже ближе, но она не за этим его пригласила.

– Нравится, – сознался он, чем поставил ее в тупик. Она всегда оказывается в тупике, когда ей выкладываешь правду в лоб. Видимо, привыкла к школе, где юлят и выдают ложь или полуправду, а она тогда приступает к допросу с пристрастием.

– Понимаешь, сын, ты слишком откровенно на нее смотрел, это унизительно.

– Я так не считаю.

– Но она девушка Германа.

– Ну и что? Была его, станет моей.

– М-да... нынче у вас все сдвинулось, элементарные приличия не соблюдаете. Тебе не противно, что она с ним спит, а ты за ней волочишься?

– Мама, – Андрей при его всегдашнем спокойствии начал заводиться, – когда она будет спать со мной, я не позволю ей спать с Германом. Все понятно?

– Ты циничен. – Помолчали. Отхлебнули кофейку. – Она хоть из приличной семьи?

– Что ты называешь «приличной семьей»? Порядочность? Нет ли у них алкоголиков в роду? Место работы и доход?

– В сумме.

– Мам, так не бывает. Есть порядочность – нет дохода, есть доход – нет порядочности. В наше время только так.

– Ясно, – с неудовольствием произнесла Кира Викторовна, но в бутыль с нравоучениями не полезла. – Ты хоть не собираешься на ней жениться?

– Собираюсь.

– Зачем лезть на рожон? Возникнут неприязненные отношения с Германом...

– У нас они давно возникли, подумаешь!

– Ну почему ты в эту девушку уперся?

– Слушай, а тебе знакомы такие понятия: люблю – не люблю?

Удар достиг цели. О любви в их доме не могло идти речи. На склоне лет Кира Викторовна поняла, что упустила в жизни нечто важное, а упущенного не наверстать. Петр Ильич в свои пятьдесят три был хоть куда, а она в пятьдесят – никуда. Лучшие годы остались позади, старость подползает, гадюка, подкрадывается. Петр Ильич о болезнях не думает, так, давление подскочит, на погоду сонливость приходит, она же имеет набор заболеваний, что поделать – труд педагога нелегкий. А как жить дальше? Страшно задуматься, тем более когда муж всякий раз норовит из дома сбежать. Тайные мысли матери Андрей прочел в ее узких зрачках, да, там основательно поселился страх за будущее. Правда, она нашла в себе мужество задавить уязвленное самолюбие. Ее задача – наладить отношения с детьми, оторвать их от мужа, в этом она видела определенную долю мести, иначе на Андрея посыпалась бы груда упреков, под которой можно задохнуться. Думая о своем, Кира Викторовна сказала следующее:

– Ты не знаешь, как быт меняет людей. Особенно неустроенный быт.

– Где ты это прочла? В школьном учебнике? – рассмеялся он. – С чего ты взяла, что у меня неустроенный быт? Я, мама, занимаюсь мукой! Поставки, продажа... У меня акционерное общество «Колос», которое снабжает хлебом город и округу. Даже если я захочу разориться, не получится. Хлеб всегда будут покупать, и любого качества. У меня, правда, небольшая квартира, всего сто квадратных метров, но мне одному пока хватает.

– У тебя была жена, она не против, если ты вернешься. – Кира Викторовна намеренно не обращала внимания на ироничный тон сына.

– У меня была не жена, а змея, которую ты мне подсунула, и о возврате не может быть речи. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

– Есть ребенок, – напомнила мать.

– Признаюсь честно, я к нему равнодушен. Ну, здесь я полностью оказался твоим сыном, – снова ударил ее Андрей. – Я беру его к себе, чтобы досадить бывшей змее.

– Ты циничен.

– Уже слышал это сегодня от тебя же. Я продукт своего времени и семьи.

– Андрей! Ты превращаешься в отца!

Не выдержав прессинга, хотя давить пыталась она, мать жалобно всхлипнула. Оказывается, и в граните саднит душа. Андрей не злорадствовал, нет. С одной стороны, он жалел ее, это все-таки его мать. С другой стороны, не мог уважать человека, растратившего жизнь на фетиши, человека, который создал своими руками атмосферу неприятия и нетерпимости. Получилось: сестра рано выскочила замуж и уехала, лишь бы быть подальше от нее, попросту – убежала из дома; младший брат рванул в военное училище – тоже протест против домашних оков, а ковала их мать. Оба не любят приезжать домой. Но вот настало время, когда она нуждается в помощи, сочувствии.