Свидание с развратным фавном

Алиса сочно всхлипнула, вытерла нос о крахмальную Верочкину салфетку и прилежно уложила руки на колени.

– Вот, собственно, и все.

– Нет! Как же это все?! – вскинулась Вера. – Ты же ко мне вечером пришла и еще настырно так убеждала: мол, Верочка, как не стыдно, ай-яй-яй, зачем ты моего сыночка, паскуда такая, в могилу свела… И я поверила! Да, я даже себя считала виноватой! А ты… Ты просто издевалась! Головку на живот повесила, горюешь, да еще и от меня же рожу воротишь. «Я, мол, все знаю, никогда не прощу, пока ты не уедешь!» И я, как последняя дурында, ломанулась к чужой старушке на проживательство. А у той не то что телевизора – даже горшка ночного нет, одно ведро на весь этаж!

Шишов сморщился. Вера так отчаянно возмущалась, что в порыве гнева размазала нарисованные раны, вытерла следы от пуль, а синяки под глазами стекли вместе со слезами ярости. Вообще-то здоровее она выглядеть не стала – теперь все части ее тела были в ровных разводах. Но на это, кроме Шишова, никто внимания не обратил.

– И правда, чего уж вы Веру из дома гнали? – посочувствовала Серафима.

– А того! – строго задергала бровями недовольная Костеренко. – Во-первых, совершенно не воздержана она на язык. Что хочет, то и бормочет! А, между прочим, только она знала, что у нас с Кирюшей проблемы. И скажи она кому, все бы решили, что гибель сына только мне на руку.

– Ой, госсыди, тайна какая! – тихонько фыркнула Верочка, кокетливо поправляя прическу. – Да весь двор знает… А чего такого? Я уж давно всем рассказала. Мы еще летом с соседками решили, что тебе надо сыночка-мучителя прикончить. Поду-умаешь, секреты!

У Костеренко чуть глаза не выскочили. Она задохнулась, потом крякнула, точно матерый селезень, и прошептала:

– Ну вот! Ну вот же! А я что вам говорила? Решили они!

– Так! – саданул по столу кулаком Шишов, и дамы примолкли. – А зачем на Серафиму кидалась? Зачем по голове доской?

Этот вопрос и вовсе привел Костеренко в крайнее изумление:

– Так а что ж мне оставалось делать? – развела она руками, как барыня-плясунья. – Вы уже стали наступать… нет, не на пятки! Вы уже на горло мне стали наступать! Прямо-таки перекрыли кислород! А Вера мне еще наврала, что вы детективы. Если бы я знала, что вы из криминального мира, я бы нашла к вам тонкий подход. Мы бы посоветовались… я не знаю… я бы выплатила энную сумму. А с детективами… Я даже не знаю, как с ними бороться! А тут мне звонит эта умалишенная, я бы сказала – мое проклятие, звонит и сообщает, что прибывает домой. Я, значит, нервничаю, курю, возле окошка маюсь, поджидаю эту головную боль и вдруг вижу… Сидит эта ваша паровозная дочь в песочнице и лепит куличики! Ну, уж вы меня извините, такой наглости я не ожидала – в нашем дворе, свои куличики! У нас там, между прочим, дети играют! И, понятное дело, я быстро сообразила, что ее привлекает в песочнице вовсе не кулинария, а… Короче, чего там… Как только она вошла к этой вот, я сразу ринулась следом, ну и… первым, что под руку подвернулось… Кстати, прошу учесть – у меня в прихожей топор валяется, совершенно замечательный, мужу на день рождения подарили. Так вот я его не взяла! Молодой человек, вы запишите где-нибудь как смягчающее обстоятельство.

Серафима терпеливо слушала, но самого главного Костеренко все еще не сообщила.

– Так, с этим делом разобрались. А как вы своего мужа прикончили? – приготовилась слушать она дальнейшую исповедь.

Однако исповеди не случилось. Алиса Гавриловна потемнела лицом, вытянулась во весь рост, уперла руки в бока и гневно прищурилась:

– Жен-щи-на! Что вы такое говорите?! Как это я могла прикончить своего мужа? Вы думаете, что вы сейчас лопочете? Ах, да… вы же родственница… Серафима, вы не правы! Собственного Анатолия я не убивала. Могу поклясться самым святым, что у меня есть… хотя ничем не могу. Но я не убивала!

Потом она села, подумала и вдруг сама же догадалась:

– Да как бы я его убила? Я же вам говорю – только он еще сына и держал. Я даже на измены Толика внимания не обращала, лишь бы он из дома не ушел! А вы говорите – убила… Нет, если по уму рассудить, так мне надо было сначала сына прикончить, а потом уже мужа. Но это ведь совсем кошмар какой-то, правда?

Не согласиться с ней было сложно. Серафима выглядела жалко. Уже сегодня она хотела сразить Шишова проблесками ума, сообразительности и наблюдательности, уже сегодня она хотела пригласить к себе Лильку и эдак между прочим сообщить, что истинный убийца найден, и пусть она завтра же обежит всю автоколонну и сообщит каждому его имя. А то ребята с остальных маршруток уж как-то очень недобро поглядывают на Кукуеву. А получился облом. Все надо начинать заново. И где столько сообразительности взять?