Парашют для утопающего

– Да вы что?!!! – вылезли глаза из орбит у щупленькой Люси. – Да у меня… сразу же кровь свернется!! Не верите? Смотрите!! – И она бойко задрала рукав кофты.

Все гости притихли и вытянули шеи – очень было любопытно: она только рукав задерет или пойдет дальше?

– Вот, видите шрам? Это мне переливание крови делали только из-за того, что случайно стаканы попутала и вместо виноградного сока вина хлебнула. Только один глоток – и полгода на больничной койке! Так это еще когда я молодая была, а следующего такого глотка мой потрепанный организм не вынесет. Вы уж не заставляйте! Вам же не нужен на свадьбе мой прекрасный труп с баяном?!

Гости пошумели, посовещались и откровенно высказались – что сейчас пока не к спеху. Сначала лучше свадьбу отгулять, а потом, когда уж повода не будет собраться…

Все снова загомонили и потребовали песен. Люся с облегчением выдохнула и растянула меха. На самом деле, конечно, никакой свертываемости у нее не было, просто буквально на днях она так славно отметила рождение своего первого внука, так напробовалась этого винища, что буквально чуть не умерла от отравления. И от стыда. Василиса – верная подруженька, рассказала ей, что бабушка так себя вела, как не позволила бы себе самая развязная девица, – она выскакивала на улицу и непотребно выкрикивала лозунги: «Даешь демографический взрыв!», «Все на пополнение народонаселения!» и «Пятидетку – в четыре года!» – потом решила позвонить мэру города и поздравить его с новым горожанином, но уж пик ее сумасшествия обнаружился, когда скромная степенная леди полезла на крышу пятиэтажки, чтобы повесить флаг «Оля плюс Вова равняется ребеночек!». Кстати, флаг она смастерила тут же из новой германской простыни. После этого Василиса категорически заявила:

– Вот что, подруга, если ты еще хоть каплю возьмешь в рот, я тебя сфотографирую пьяную и буду показывать твое фото внуку! Мальчику будет больно.

И хоть сегодня Василиса была без фотоаппарата, Люся побаивалась – вот так пригубишь легкого винца, а потом тебя развезет. Васенька дома таких снимков наделает, что не только внуку, фотоаппарату больно станет! Поэтому сейчас она быстренько выдумала легенду и даже показала царапину, которую ей оставил привередливый кот Финли, когда они с Василисой решили его искупать.

– Люся!! А вы знаете – про ямщика, который помер? – со слезами на глазах обратился к ней мужчина в самом расцвете лет. – Давайте же споем, а? Он помер, и никто его даже не того… не похоронил! В сугробе теперь… живет…

– А все дети виноваты!! Высосут все соки, а потом!.. – немножко буянил отец виновницы торжества.

– Нет, дети у нас славные… Васенька! Я играю, играю… – ненадолго отвлеклась Люся от баяна, чтобы отдохнули руки. – Правда, нам с Васенькой их без мужей пришлось растить, да ничего, справились. Раньше-то тяжело было – у меня ведь вообще – ни мужа, ни сына, одни бабы, и ведь справились! Сейчас у меня дочка вот в роддоме лежит, очень хорошая женщина – красавица, умница, вот уже девять месяцев, как мужу верная. А у Васеньки сын – Пашка. Шалопай, конечно, но при погонах, да-а! И при трех детях, очень солидный мущщина, здоровый такой…

– У нас тоже в деревне здоровый был… боров, только звали его Подснежником. Черт его знает – Подснежник, и все тут! – присоединился к беседе еще один гость. Хряпнул рюмочку и тяжко загоревал. – Прям обидно за свинью – у всех имена как имена, а наш Подснежник, словно труп какой-то!

– Нет, наши дети на борова не тянут, никогда себя по-свински не ведут, – категорично покачала головой Люся, выдавая забористую трель. – И денег нам хватает. Мы ведь и пенсию получаем, и аренду, и свадьбы опять же, и если уж сильно кого прижучит – ну, допустим, убьют его, или прирежет кто, тоже к нам бежит, мы обязательно преступника находим. Потому что мы еще частным сыском промышляем. И, случается, нам за это даже денежную благодарность выдают. Только редко, все больше про это… про мать нашу вспоминают. Пашка особенно.

Василиса уже не могла легкомысленно веселиться – старичок не отцеплялся, юбку надо было держать двумя руками, и старенький материал норовил вот-вот треснуть. Тамада прекратила сыпать частушками, резко выпрямилась, отчего стала еще выше и тоньше, ухватила бедолагу за шиворот и усадила на колени скучающей женщине.

Женщина печалилась – она горько разглядывала пустую рюмку, потом плескала в нее водки, молниеносно выпивала и снова с удивлением пялилась в пустую рюмку. Подарка судьбы в виде немощного старца на своих коленях женщина не ожидала, а потому от испуга гаркнула и вскочила. Старец грохнулся с уютных колен, уперся на четыре конечности и, завидев знакомую юбку, снова устремился к тамаде.