Свадебный марш на балалайке

– Правильно! Праздники! А у нас похороны, траур. Какая тут может радость появиться? У нас, значит, горе, а вам праздник, так? – гневно прищурился сын погибшего.

– Н-нет… – лепетала Люся.

– А какие подарки?! Вы низко пали в моих глазах! Ксения, а в твоих – низко пали?

– Угу.

– Да мы и не собирались за подарками, чего там. Мы просто предложили, а вы – поехали да поехали! Нам и не надо ничего.

– Я в вас не ошибся, – положил Дуся руку на широкое и горячее плечо поварихи. Та вытянулась в струнку, и он сразу же добавил: – Кстати, порядочный траур длится не менее полугода!

Все вместе поспешили в машину. Только Марфа Николаевна тихонько шепнула Люсе, кивая на Евдокима:

– Вроде все сказал верно, а чувствую себя дурой.

– Да я давно чувствую, – вздохнула горничная.

Дуся бежал в новом костюме к дому Ани Левашовой и догадывался, что сегодня время потрачено впустую. Правда, бежал – это сильно сказано, он просто шел чуть быстрее, чем обычно. Но для прежнего Дуси это был бег, и довольно стремительный.

– Вот… идиотство… – задыхался он. – Хотел же с самого утра следить за этой Анной, а сам повариху наряжал!

И все же торопился он не напрасно – прямо перед подъездом стояла машина с красным крестом. Едва Дуся подбежал, как она зарычала, обдала его вонючим выхлопом и поползла к главной дороге. Может, Евдоким и не понял бы, что это к Левашовой приезжали врачи, да сердобольная тетушка, стоявшая возле подъезда с пакетом молока, скорбно сложила брови шалашиком и проговорила неизвестно кому.

– Вот ведь как… Жила одна, как былинка, а теперь и пожалеть некому…

– Это вы про кого? – немедленно подскочил к ней Дуся.

– Да про Анютку, – кивнула тетушка вслед уехавшей машине. – Все. Увезли.

– Ее убили? – У Дуси перехватило дыхание.

– Нет, – задумчиво проговорила собеседница, прижимая к груди пакет с молоком.

– Сама умерла?

– Да типун тебе во все пузо! Чего каркаешь?! На сохранение девку повезли! Вот ведь заладил – убили, убили…

– То есть… как это – на сохранение?

– Обычно. Как беременных на сохранение ложат? Нет, не те бабы пошли! Вот мы дак раньше, разе когда где лежали? Я вот помню…

– Так это что же, Левашова беременна? – выкатил глаза Евдоким.

– Токо что сама призналась. Грит, ложат ребеночка сохранять, вы, грит, никому не говорите, токо маме, если приедет. Вот я и стою здеся, молчу.

Дуся онемел. Вот это гастрит! Понятно теперь, почему она лимоны хлестала…

– А куда повезли, не знаете? – наконец опомнился он.

– Так в роддом, наверное, куда еще! Сходи вон в консультацию, она здесь, за тем домом, да узнай, мне кто скажет-то! – осерчала тетушка и сердито хлопнула подъездной дверью.

Дуся не стал торчать пнем возле дверей, а понесся в указанном направлении. Нет, видимо, никуда от призвания не деться – все дороги ведут в роддом.

В женской консультации Евдоким чувствовал себя уверенно, будто сам семерых выносил. Подбежав к регистратуре, он небрежно изрек:

– Сестру мою увезли на сохранение, требуют документы привезти, вы мне не поможете?

– Имя, фамилия сестры, год рождения, адрес… – точно робот принялась перечислять молоденькая девица в белоснежном халате.

– Левашова Анна. Адрес… не знаю, она в том доме жила…

– Ну что же вы от нас хотите? Сходите, узнайте адрес, потом придете, – поджала губки девица и высокомерно отвернулась.

Номер не прошел. Дуся не дурак – принесешь ей адрес, она год рождения потребует, так и будет гонять. Дуся вышел на улицу и обратился к первой же женщине, которая не спеша направлялась в консультацию.

– Девушка! Вы не подскажете, вот этот дом какой номер?

Консультация обслуживала только людей с определенного района, поэтому женщина знала и номер этого дома, и многих других в своем районе.

– Этот – Мичурина, шестнадцать, а там вон – Мичурина, шестнадцать «А», а вот за тем домом уже улица Октябрьская начинается. И мой дом там.

– Спасибо! Дай бог вам мальчика!

– Да чтоб ты треснул! На кой мне мальчик сдался? Я в консультации медсестрой работаю! – расстроилась женщина и, не оборачиваясь, пошла, старательно подтягивая живот.

Теперь Дуся несся обратно в поликлинику. На стене, как и везде, висел огромный стенд, где было расписано, какой дом относится к какому участку и в каком кабинете принимает какой врач. Мичурина, шестнадцать, был третьим участком, и принимала его Ахова Валерия Валерьевна в одиннадцатом кабинете.