48  

Открыв глаза, я обнаружила, что сверкающие бриллианты имеются только в небе, да и то мелкие и тусклые. Небо уже утратило бархатную черноту, начинался рассвет.

Мне сделалось неуютно. Чего хорошего в ночлеге на свежем воздухе? Лежу я тут, посреди двора, а рядом лес и лопуховые заросли, полные крупных зеленых ящериц… А ну как любимцы Поля прибегут со мной знакомиться? Давеча в палатке я уже имела случай увидеть, какие они общительные, эти родственники Пахи-Пахицефалозавра!

Я вопросительно посмотрела на дом. Окна были темными, но это не означало, что мамуля с папулей уже уснули. Ладно, найду себе другое место.

Выжав из старой раскладушки недовольный скрип, я поднялась, собрала свое легкое ложе, забросила на спину подушку с одеялом и со всем добром переместилась в летнюю кухню, пристроенную к дому.

– Тут и я никому не помешаю, и мне никто не помешает, – приговаривала я, устраивая постель на новом месте.

К сожалению, наружная дверь кухни рассохлась, перекосилась и плохо совпадала с проемом. Как я ни старалась закрыть ее поплотнее, между косяком и дверью осталась большая щель, в которую запросто могла пролезть какая-нибудь мелкая живность в диапазоне от муравья до мышки-полевки.

Мышей я никогда не боялась, но всерьез опасалась контактов с выродившимися потомками Пашкиных любимых динозавров. Чтобы быть абсолютно спокойной, я приняла дополнительные меры против шустрых ящериц: расставила на полу вблизи своей раскладушки с полдюжины мышеловок, которые до того бестолково валялись в углу. Приспособления для тихой охоты на грызунов, переименованные в ящероловки, выстроились на ближних подступах к моему спальному месту широкой дугой.

Я наконец-то успокоилась и крепко уснула.

Глава 8

– Давай еще раз все по порядку, – безмерно усталым голосом велел Иван Сергеевич Суржиков Федору Капустину.

– Еще раз? – Федя украдкой посмотрел на часы.

Они показывали третий час ночи, военный совет в Буркове затянулся сверх меры. Федя сомневался, что ему предложат переночевать в доме шефа, и с неудовольствием предвкушал обратную дорогу в город. Он очень не любил ездить ночью, потому что глупо, совсем по-детски боялся темноты.

Разумеется, о своих страхах Федор не распространялся, но себя обмануть не мог и заранее знал: как только он окажется один в машине, скользящей по пустому ночному шоссе, каждое кривое деревце в лесополосе будет казаться ему ожившим костяком, каждый травянистый пригорок – горбом лохматого монстра, каждый огонек в поле – горящим глазом волка-оборотня. В ранней молодости Федя злоупотреблял ужастиками, а в сознательном возрасте расплачивался за адреналиновые излишества юности.

– По порядку так по порядку, – вздохнул он, подчиняясь воле шефа. – Кредитку вы, по всей видимости, потеряли еще в пятницу, а хватились только сутки спустя, когда она понадобилась. Потеряли где-то в доме, и горничная, которая делала уборку, карточку нашла, но не вернула, как обычно, а унесла с собой. Как она узнала пин-код – мне пока непонятно, буду думать. А вот пацан с пейнтбольным пистолетом со двора на улицу подался именно по просьбе этой самой горничной. Вроде она боялась, что он заляпает краской чистое белье, которое висело на веревках в саду. В общем, горничная у нас – основная подозреваемая.

– А есть и второстепенные? – спросил Иван Сергеевич, покосившись на запертую дверь кабинета.

– Ну, как же без них! – Федор пожал узкими плечами. – Супруга ваша, уж извините, вполне могла до сейфа с банковским конвертом добраться, охранник Степан, торча у ворот, тоже мог узнать пин-код…

– Как?

– Да мало ли! – Федор усмехнулся. – Например, просто подсматривал за вами! Или не поленился срисовать пальчики с панели банкомата – дело нехитрое, был бы магнитный порошок да липкая лента!

– Так можно было узнать цифры, но не их комбинацию! – напомнил Суржиков.

– Комбинацию можно было подобрать, – сказал Федор. – Степка ваш по службе у банкомата целый день напролет ошивается, мог экспериментировать в свое удовольствие!

– Сомнительно, – рассудил Иван Сергеевич.

– Сомнительно, – согласился Капустин. – Степка – дурак. Потому-то я и говорю, что основная подозреваемая – это горничная, ныне покойная.

– Ах, как некстати ее убили! – с досадой вскричал Иван Сергеевич.

– Может, некстати, а может, и в прямой связи с нашим делом! – не согласился Федор. – Девку могли замочить как раз из-за ваших баксов и брюликов!

  48  
×
×