Молилась ли ты на ночь?

– Я посмотрю при случае, – пообещала я и встала из-за стола. – Спасибо за чай. До свидания.

– Ты хоть телефончик оставь, а то иначе какое же свидание? – напомнил Ваня.

Пришлось дать ему визитку – разумеется, не ту, кошмарную, с обнаженной натурой, а вполне приличную служебную с телефоном рекламного агентства «МБС».

Удаляясь от художественного подвала длинными шагами по следам Ваниных валенок, я оглянулась и увидела, что бородач прижал физиономию к окошку и провожает меня строгим взглядом без улыбки.

На улице было очень холодно.

– Мало я водки выпила, – пробормотала я и тут же зашаталась, едва не упала и внесла поправку в сказанное выше:

– Выпила мало, но зато на пустой желудок!

Голова у меня вроде соображала нормально, а вот коленки после водки с чаем размякли, ноги подкашивались. Ковылять, качаясь и падая, к остановке общественного транспорта в таком состоянии было бы неразумно. Я повернула в противоположную сторону, решив, что у парадного подъезда театра сумею поймать такси.

Двери ТЮЗа были распахнуты настежь, и в них колонной по три шагали детишки. Они смеялись, визжали, гомонили, разрумянившиеся мордашки сияли радостью и предвкушением праздника: близился десятичасовой утренник. Детское веселье было таким заразительным, что я не удержалась, прибилась к колонне замыкающей и тоже вошла в фойе, а там мое внимание привлекла раскошная елка. Высоченное, под самый потолок, рождественское дерево было украшено не фабричными игрушками, а какими-то необыкновенно большими шарами, расписными лошадками, золочеными орехами размером с кокос и прочими дивными штуками. Я задрала голову, чтобы увидеть хваленую верхушку работы Вани-Вано-Джона-Ганса, и пошла по кругу, рассматривая это произведение искусства со всех сторон.

Портреты на стене я зацепила взглядом случайно, но один из них заставил меня остановиться так резко, что детишки, построившиеся за мной в хоровод, с визгом и хохотом повалились друг на друга. Оставив позади шевелящуюся кучу-малу, я подошла поближе к стене и рассмотрела фотографии.

– Это наши артисты! – с гордостью сказала оказавшаяся поблизости бабуля в униформе. – Альберт Макаров в роли короля Лира. Клара Щепоткина в роли Золушки. Катенька Травушкина, народная наша, лучшая Снегурочка за все годы существования театра!

– А это кто? – спросила я, указывая на портрет знойного брюнета в папахе и черкеске с газырями, с рукой, согревающей рукоять кинжала.

– Это Ашотик Полуянц, царство ему небесное! – перекрестилась бабуля. – В «Герое нашего времени» ему почти дали эту роль…

– В роли, значит, – пробормотала я. – Артист, значит. Герой, значит, нашего времени.

Меня трясло.

– Ты чего трусишься, милая? У тебя жар? – заволновалась добрая бабуля. – Вот беда, с этой погодой все хворают, у кого грипп, у кого ангина! У нас половина труппы на больничном, как утренник отыграем, даже не знаю.

– А я, кажется, знаю! – сказала я, вполуха слушая разговорчивую бабулю и думая о своем.

Этим утром я узнала много интересного и теперь чувствовала, что количество наконец-то переходит в качество. Белые пятна в истории с кинжалом таяли быстро, как лужицы разлитого ацетона.

– Ты, ежели больная, лучше домой ступай, – дернула меня за рукав общительная старушка. – Вишь, люди кругом, дети, не ровен час, еще кого заразишь!

– Идиотизм – он не заразный! – сказала я и устремилась к выходу из фойе.

Трясло меня главным образом от злости.

Из Индии Кузнецовой сделали идиотку? Ну, я им всем покажу!

Глава 16

– Поедем куда или так постоим? – спросил таксист, не выдержав минуты молчания.

– А? – Я спохватилась, что залезла в машину и сижу в ней, не сказав, куда хочу ехать. – Ой, простите, задумалась!

– Тяжелый случай, – пробурчал водитель.

Это прозвучало как клинический диагноз, но я не стала обижаться. В последнее время так много людей держат меня за дуру, что впору подумать: в этом что-то есть.

– Домой! – сказала я таксисту.

– К тебе или ко мне? – сострил он.

– Ко мне, – я не приняла игривый тон, назвала адрес и откинулась на спинку сиденья, чтобы с комфортом предаться раздумьям.

Итак, никакого Заура, сводного брата Томочки, в природе не существует. Это была еще одна роль артиста Полуянца. А «семейное» фото, на котором Ашот Гамлетович присоседился к Томочке и ее маме, это фотомонтаж, результат соединения двух снимков, один из которых я только что видела в фойе ТЮЗа. Стало быть, Томочка и Полуянц были знакомы – это раз, зачем-то выдавали себя за брата и сестру – это два. Примем это как факты.