Время мушкетов

Хоть незнакомый лекарский термин и кольнул слух убийцы, но это нисколько не отразилось на понимании общего контекста сказанного.

– Что ж, давай поболтаем, колдун, – быстро и весело залепетал по-кольберийски третий наемник, – но только и у меня парочка условий имеется, понравится тебе это или нет.

Гентар не понял, что произошло. Медленно приходящие в себя напарники кольберийца только-только стали подниматься с колен, но вдруг над ухом мага что-то просвистело, и вначале один, затем и другой мужчины завалились на бок и больше не подавали признаков жизни. В отличие от парочки его подручных, кольбериец не чурался использовать метательные ножи.

– А вот, собственно, и оно, мое первое условие, – рассмеялся незнакомец, по-прежнему давивший дулом на затылок мага.

– Мне даже страшно подумать, в чем состоит второе…

– О-о-о, не бойся, сущий пустяк! Сделай два шага вперед, сбрось накидку и повернись, но только осторожно… не искушай!

Мартин и не собирался пока играть в игры с опасным противником: шансы на успех были малы, да и глупо затыкать рот врагу, жаждущему общения. Маг в точности выполнил указания убийцы и, медленно опустив руки, повернулся к нему лицом.

Глазам жертвы предстал ее будущий палач: ничуть не страшный, нисколько не уродливый, а обычный человек из толпы с совершенно неприметной внешностью, разве что губы кольберийца были слишком тонкие и чересчур бледные.

– Ну что, узнал свою смерть? – поинтересовался мужчина, на лице которого появилась ехидная ухмылка.

– Нет, раньше никогда не виделись, – покачал головой Мартин. – А вот за что дружков своих упокоил, понять не могу.

– Они не дружки, а ничтожества, бросовый материал. Полгода пришлось дурней терпеть, пока тебя дожидался, вот и озверел, – вновь рассмеялся нездоровым смешком незнакомец, метясь Мартину точно в лоб. – К тому ж не люблю оставлять свидетелей, хоть они по-кольберски ни в зуб ногой. А ты молодец, здорово по-нашенски болтаешь! Долго учился, жена кольберийка или богомерзкие чары?

– Женитьба и я – понятия несовместимые! У меня слишком избирательное и потребительское отношение к прекрасному полу, – гордо заявил маг, а затем перевел разговор на иную тему: – Ну, а кто ты таков будешь? Почему я твою рожу узнать должен?

– Да так, – пожал плечами незнакомец, – думал, слава меня опережает. Впрочем, чего ожидать от колдуна, потешающего народ козлиной брадою? На твоем месте я б убил мерзавца-брадобрея!

– Веселись, да меру знай, – в глазах Мартина промелькнул хищный блеск. – Пуля в дуле всего одна, а вдруг ее не хватит?

– Не беспокойся, чернокнижник, не промахнусь, – незнакомец вдруг стал серьезен, его лицо приняло официальное выражение, словно на приеме в королевском дворце, а изящный стан слегка изогнулся в поклоне. – Позвольте представиться, милостивый государь, – Анвис Борер, благословенный Единой Церковью и Небесами охотник за всякого рода нечестивой мразью…

Самое интересное, что Мартин действительно много раз слышал это имя, но не только не знал живую легенду охоты на ведьм, колдунов и прочих приспешников темных сил в лицо, но даже не предполагал, что его скромные деяния могли заинтересовать такую известную личность.

Как бы то ни было, а происходившее сейчас, на этом пустынном дворе, никак не было связано с затеянным им конфликтом между колониями двух королевств. Вот и нашелся ответ на сложный вопрос: за ним просто охотилась Единая Церковь. Мартин обрадовался и позволил себе улыбнуться, что, однако, было воспринято как вызов и спровоцировало приступ ярости у довольно галантного до этого момента противника.

– Лыбишься, колдун, усмехаешься?! Думаешь, я не в силах отправить тебя обратно в преисподнюю?! – брызгая слюной, сверкая глазами и тряся перед носом мага пистолетом, верещал Борер, оказавшийся на самом деле обычным фанатиком – несчастным, затравленным, привыкшим скрывать ущербность своего внутреннего «я» за лицемерной маской холодного безразличия и Веры. – Ты хоть догадываешься, как долго мне пришлось ждать этого прекрасного дня?!

Гентар молчал. К чему говорить, когда известный охотник за нечистью сам пел соловьем? Фанатиками, как и душевнобольными, движут не эмоции, не расчет, а навязчивые идеи, превращающиеся в смысл существования. Мартину было искренне жаль бесновавшегося перед ним Борера, поскольку борец за дело Добра и Света давно перестал различать, кто коварный враг, а кто невинная жертва. Он измерял жизнь не привычными вехами – детство, юность, создание семьи, воспитание детей, внуков, – а телами сожженных ведьм, заколотых осиновыми колами вампиров и застреленных серебряными пулями оборотней. Инструмент, предназначенный для копания в грязи, сам дурно пахнет да и выглядит не очень. Как Единая, так и Индорианская Церкви использовали благородные порывы таких людей, марали их души грязной работой, а затем безжалостно выбрасывали на помойку истории.