– Я же говорила, к нему бабы опять зачастили, – подпрыгнула Аллочка.
– Это не баба. Это – свидетель! Но Фома с ней сейчас поговорить не может, потому что у него полный коридор народу.
– А адрес взять он, коне-е-ечно же, не догадался?
– Адрес он взял. И предупредил, что к ней придут. И мы с тобой отправляемся выяснять – что за человек была Трофимова, – отчеканила Гутя. – Собирайся.
Аллочка посмотрела на обнову и влезла в свой старенький плащик.
Гутя вздохнула:
– Ну что, тебе совсем не нравится куртка?
– А давай ты в ней походишь, – предложила Аллочка. – Недолго: только сходишь в ней к этой женщине и мне вернешь.
– Можно подумать, ты мне предлагаешь невесть что. Можно подумать, ты мне голой пройтись предлагаешь. И надену!
Гутя демонстративно влезла в пуховик, Аллочка напялила старый плащ, и дамы отправились на задание.
– Гутенька! И куда это вы в такое время? Никак картошку копать? – приветливо закудахтала соседка со второго этажа, тетя Нюра. – А что ж вилы не взяли? У меня на даче такие вилы! Надо было попросить.
– С чего это вы, тетя Нюра, подумали про какую-то картошку? Когда мы ее сажали? – пожала плечами Гутя. – Мы гулять идем.
– А-а, вон оно чо, а я думала, раз уж ты так разрядилась, значит, на картошку. Нешто кто в такой-то фуфайке гуляет?
Гутя шмыгнула носом и постаралась поскорее выскочить на улицу.
– Гутя, куда ж тебя так несет? – не успевала за сестрой Аллочка. – Мы никуда не опаздываем, пройдемся не спеша, насладимся осенью.
– Тебе бы только шататься! А я вот спешу насладиться допросом. Со свидетелем, – быстро-быстро перебирала ножками Гутя.
– Боже мой! Как быстро ты переродилась. Это тебя вовсе не красит, – кривлялась Аллочка, стараясь не отставать. – Я же говорила, не надо было покупать этот пуховик. Ты становишься китайским трудоголиком, право слово.
Глава 4
Откуда деньги растут
Подруга Трофимовой Вероники Семеновны оказалась очень приятной женщиной лет пятидесяти. Звали ее Елизавета Николаевна, она была улыбчива, гостеприимна и принадлежала к тем типам счастливых дам, которых время только красит. Красиво уложенные волосы, легкий макияж, прекрасно сохранившаяся фигура и теплых тонов домашний костюм – все так и притягивало к ней взгляд. Между тем, нельзя было сказать, что проживает Елизавета Николаевна в какой-то особенной роскоши, Гутя с семейством жила лишь чуть скромнее.
– Прошу вас, проходите! Раздевайтесь. Прошу, – и женщина любезно протянула «плечики» для старенького плащика Аллочки. Гутину же верхнюю одежду она просто повесила на крючок. – Доктор Неверов меня предупредил, что вы зайдете. Чай? Кофе?
– Спасибо, мы по делу, – сухо сообщила Гутя.
– Поэтому лучше кофе, – мило улыбнулась Аллочка.
Елизавета Николаевна бесшумно удалилась в кухню, а Гутя зашипела на сестрицу:
– Нам некогда кофе распивать. Настройся на рабочий лад. И мор… лицо серьезнее сделай. Расплылась вся!
– Гутиэра! Веди себя прилично, – не испугалась Аллочка. – И попроще, попроще будь. На тебя и так без слез не взглянешь. Прямо бюро ритуальных услуг, честное слово.
Елизавета Николаевна вошли в комнату, толкая перед собой маленький столик на колесиках, и сестрам пришлось умолкнуть.
– Угощайтесь, – любезно предложила она и спросила первая: – Вы о чем-то хотели со мной поговорить?
– Хотели, – согласно кивнула головой Аллочка, накидываясь на угощение. – Да мы еще спросим, успеется.
Гутя на нее сверкнула таким взглядом, что Аллочка как честный человек должна была просто сгореть от стыда.
– Мы хотели бы узнать у вас о Трофимовой, – прилежно сложила ручки на коленях Гутиэра Власовна, принципиально не глядя не столик. – А вы, насколько нам известно, были подругами. Не могли бы вы…
– Вы знаете, я бы не назвала это дружбой, – не согласилась Елизавета Николаевна. – Скорее, я была ее доброй знакомой.
– Велика разница, – фыркнула Аллочка. – Мы вообще никого не можем найти, кто бы ее знал.
– Ну, подруге она, быть может, доверяла больше, – покачала головой женщина. – А со мной… Хотя, у Вероники не было подруг, она охотно общалась с мужчинами и не стремилась к женской дружбе, это ей было попросту не нужно. Разве только чтобы похвастаться нарядами, украшениями.
– А у Трофимовой были богатые украшения? – зацепилась за ее слова Гутя.
– Богатство – вещь относительная, – мудро рассудила Елизавета Николаевна. – Но Вероника не бедствовала.