Жертва Гименея

– Это некрасиво – пользоваться своим служебным положением, – по-верблюжьи выгнул шею Фома. – Да, я некогда сделал Очкареву серьезную операцию, но это еще не повод, чтобы человека тревожить и…

– Варя! Он меня убьет свои нудизмом. Сделай внушение своему мужу. Да ты не словами, ты кулаком сделай!

В конце концов Фоме пришлось-таки позвонить, после чего для них нашлось местечко, буквально через минут пятнадцать.

– Вот и славно, – потирала руки Гутя, уже сидя за столиком. – А теперь вплотную приступим к работе. Варя, ты ручку с тетрадкой взяла?

– Мама, я все запомню, – прошипела девушка. – И говори потише, ты же музыкантов с ритма сбиваешь.

– Это потому, что я давно не была в ресторане, – быстро оправдалась Гутя и сладко улыбнулась. – Ну что же вы? Давайте, приступайте к работе, говорите обо мне теплые нежные слова. Фома, поднимайся, говори тост в мою честь, надо вживаться в ситуацию.

– Мамочка! – перегнулся к ней через столик зять. – Я непременно произнесу оду в вашу честь и подниму бокал, но пусть нам хотя бы хлеб принесут, что ли!

Конечно, хлеб принесли. Принесли и все остальное, что себе заказали господа Неверовы, отмечая юбилей мамочки. Но Фома упрямо работал вилкой и оды теще петь не торопился.

– Ну давай, вставай и говори красивые слова, – толкнула Гутя зятя. – Варя! Отними у него вилку.

Фома уцепился за фужер обеими руками, крякнул и поднялся. Он явно мучился, и Варька отчетливо это видела: ну не мог Фома вот так, с бухты-барахты, начинать петь теще дифирамбы. А та ждала. И это тоже было видно невооруженным глазом.

– Фом, вспомни что-нибудь хорошее, – прошептала ему Варька. – Вот, например, мама тебе на двадцать третье февраля носки покупала, забыл, что ли?

– За это и выпьем! – рявкнул Фома, опрокинул в себя фужер и уселся с чувством облегчения.

– Вернешь носки обратно, – с обидой проговорила Гутя и стала разглядывать посетителей.

Люди в зале были довольно обычные – в основном, не юнцы сидели, маленькими компаниями, особо пьяных не было, и вообще, довольно приличное общество. Просто удивительно, что именно здесь «покупали» себе мальчиков для утех.

– Эта подружка Трофимовой наверняка все перепутала, – проговорила Варька, как и мать, разглядывая публику.

– И все же, надо проверить. Видишь, палка на сцене торчит, посмотрим, что с ней станут делать.

– Мам, это не палка, это шест, – поправил ее Фома, но только вызвал взрыв негодования у тещи. – Это для танцев, только их могут сегодня не показать, они только по определенным дням танцуют.

– А ты вообще жуй свой сыр! Варь, ну ты посмотри! Он даже тост нормальный произнести не смог, только весь сыр слопал, а еще мне настроение портит! И замечания делает. Шест, видите ли! Больно умные все стали. Это он специально, чтобы мы на мужиков не заглядывались, а домой топали. Варенька, а мы посидим, нам торопиться некуда. Может быть, у них здесь эта самая «торговля» как раз и начинается после полуночи, – благоразумно заметила Гутиэра, налегая на мудреный салат. – Кстати, Варя, пока тебе нечем заняться, перепиши, что в этот салатик накрошили, очень он мне понравился. Дома такой сделаем.

Где-то после десяти гости зашевелились как-то особенно беспокойно, послышался ропот, зазвучала совсем другая музыка, и началось настоящее шоу! Ни Гутя, ни Варька, ни уж, конечно, Фома этого просто не могли бы выразить словами. Оно и понятно – эта семья еще ни разу не лицезрела стриптиз, да еще мужской, а потому смотрели на такое обнажение, широко распахнув глаза. Правда, первое время Гутя старательно прикрывала дочери глаза рукой, чтобы девочка не нахваталась плохого, но потом мамаша так увлеклась программой, что про моральное воспитание доченьки попросту забыла. И, понятное дело, об их «боевом» задании – тоже. Опомнилась только, когда зять толкнул ее в бок.

– Маманя! Вы, когда свистите, хоть пальцы в рот не засовывайте, неловко же за вас!

– А ты… отдавай носки! – со стыда ляпнула ерунду Гутя.

Она и сама не заметила, как не удержалась, освистала такого славного оголенного парня.

Парень опытным глазом заметил, что за этим столиком к нему возник особенный интерес, мигом оказался рядом и стал накручивать потным торсом немыслимые фигуры, поглядывая отчего-то вовсе не на Гутю, а на Варьку.

Это совсем не понравилось Фоме, и Гутя, чтобы избежать конфликта, откровенно развернула парня к себе. Парень оказался непонятливым, назойливо разворачивался к Варьке, но и Гутя не уступала, ухватилась за тоненькую веревочку – все, чем было прикрыто могучее тело танцора, – и с силой дернула его к своему стулу: