Остатки былой роскоши

– Ну и подумаешь! – Мэр сполз с кровати, но подняться на ноги ему не удалось, а посему до заветной бутылки он добрался на четвереньках. Выпив несколько глотков прямо из горлышка, икнул и хитро посмотрел на Рощина, стоящего рядом: – Что дальше? Вот я тебя приложил, а?

– Ну раз ты такой храбрый, приглашаю тебя... вас на свидание.

Он подчеркнул слово «вас», что озадачило Сабельникова.

– Кого – нас? – спросил он удивленно.

– Вот список. – Рощин достал из кармана сложенный белый листок, прошел к туалетному столику из черного дерева, положил на его матовую поверхность. – Завтра в двенадцать ночи пригони своих прихвостней на старое кладбище в часовню купца, у меня к вам дело.

– Часовня... кладбище... – поморщился Сабельников. – Что за ерунда?

– Вздумаешь подличать, притащить за собой «хвост»...

– Понял, будешь доставать меня по ночам. Хорошо, будем. – И Сабельников вновь отпил из бутылки. – В двенадцать... на кладбище. А теперь убирайся. Пошел вон с чертями вместе, надоел!

Сабельников запустил в призрака бутылкой. Та пролетела мимо уклонившегося Рощина, попав в зеркало. Звон разбитого стекла посеял панику внизу, на лестнице послышался топот. Ким мгновенно бросился к Сабельникову, схватил его за грудки и с силой швырнул на пол лицом вниз. Влетели помощники:

– Что случилось, Николай Ефремович?

Тот пытался встать на четыре конечности, падал, ударяясь лицом об пол, кряхтел и ругался матом. В пьяном виде Сабельникову казалось, что обыкновенные слова не доходят до окружающих его людей, поэтому пользовался ненормативной лексикой, подкрепляя ее ненормативными жестами. В подпитии все окружающие виделись ему еще более тупыми бездельниками, никчемными словоблудами, подлыми и жадными – в общем, заслуживающими кнута без пряника. Вот он и поносил своих помощников на чем свет стоит. Те – без реакции. Они снова подхватили Николая Ефремовича под руки и снова кинули на кровать. Когда парни ушли, Сабельников, с трудом открывая глаза, промямлил:

– Рощин... ты где? Где ты? Рощин... Давай поговорим... мать твою!

Никто не ответил. За окном вновь хлынул дождь, Сабельников через минуту захрапел. Из-за тяжелой шторы вышел призрак, остановился у кровати, брезгливо произнес:

– Грязный ублюдок.

2

Та же ночь, третий час новых суток. Ливень шевелил кроны деревьев, и листва отзывалась бухтением. В лужах плясали струи, плавали пузыри, озорно лопаясь. Ночь дышала свежестью, природа – ароматами, и столько было кругом жизни, что невозможно не задержать взгляда на растительности, очищаемой дождем.

Опустошенные глаза Аркаши Иволгина мимоходом скользили по обеим сторонам улицы, запоминая этот мир, который будет и потом, после него, тогда как самого Аркаши не будет. Он шел скорым шагом по середине проезжей дороги, наступая в лужи. Иногда, проводя ладонью по лицу, стирал струи воды. Иволгин позволил себе последнюю прогулку по ночному городу, и ливень пришелся кстати, как последний подарок. Аркаша всегда любил дождь. Когда набегали тучи и становилось сумеречно, а первые капли начинали тарабанить по крышам, в нем просыпался небывалый подъем, в голове рождались идеи. А все почему? Потому что потоки с неба дают жизнь всему сущему. Они и в Аркашу вселяли уверенность, что все в мире создано для него, а он должен привнести сюда нечто масштабное. Аркаша никогда не позволял себе злости, ненависти, зависти. Считал, что на низменные страсти нет времени. И не ошибся! Теперь у него нет времени вообще и ни на что, хотя ему всего около двадцати восьми. Как странно, все кончилось. Аркаша сжимал в кармане пистолет, и ему не в чем было упрекнуть себя, он ни о чем не жалел. Нет, пожалуй, жалел. О том, что видел в данный момент, готовясь уйти во тьму. Ведь невозможно забрать с собой дождь, запахи весны и шорохи ночи.

На перекрестке он остановился. Хорошо зная литературу, только сейчас поразился точным метафорам, связанным с перекрестком. Четыре дороги... Направо пойдешь... и так далее. А он пришел. Осталось выбрать последний уголок – и все-таки снова выбор, и как раз на перекрестке. Он тихо проговорил:

– Никто не должен слышать, – и решительно свернул.

Дорога влево вела к парку. Аркаша едва не угодил под автомобиль, но не испугался, а прошествовал дальше, хотя водитель что-то крикнул ему. Вот и парк. С той стороны, с какой подошел Аркаша, в ограде зияла огромная дыра. Переступив через кирпичную кладку, он очутился в парке. Вышел на дорожку и пошел медленно вглубь, слушая дождь, отзвуки своих шагов... и еще чьих-то. Не оглянулся. Какая разница, кто идет за ним? Может, тот, сзади, надумал с целью ограбления убить Аркашу? Было бы неплохо. Не сам себя, а кто-то. Через пару минут остановился. Шаги за спиной тоже не слышны – видимо, человек свернул с дороги. Аркаша достал из кармана пистолет, снял с предохранителя.