Остатки былой роскоши

А Хрусталев дома, собравшись в комочек, шептал сухими от страха губами:

– Среда... сегодня уже среда... остались четверг и пятница...

Степа и Куликовский немного повздорили. Вернее, из себя выходил Куликовский, Степа лишь приводил вполне нормальные доводы вполне нормальным тоном:

– Вы хотите, чтобы я за несколько дней расследовал чертовщину? Мы маньяка вычисляли год. Год! И работал я не один, а все отделы милиции. Все! А вы хотите, чтобы я быстро разобрался неизвестно с чем и завел дело неизвестно на кого. Так не бывает.

– Чем же ты занимаешься? Ограблен банк! Вдумайся: банк ограбили без взломов, нападений, без заложников, без стрельбы... У меня не умещается в голове! Что за время наступило? Взорваны две бензоколонки. Двести тысяч долларов украдено...

– Простите, – шепотом остановил начальника Степа, – добровольно отдали.

– Молчать! – заорал тот и стукнул кулаком по столу. Через паузу начал говорить спокойно: – Медведкин находится в больнице, говорят, Хрусталев того, свихнулся. Да у меня самого скоро флюгер отъедет. Да такое в телике увидишь – не поверишь, а тут у нас в городе, в самом тихом до недавнего времени городе России, каждый день чего-нибудь случается. Нет, это ж надо: ограбить банк из квартиры, сидя задницей на стуле! Ты что-нибудь раскопал? Чего молчишь?

– Жду, когда вы выдохнетесь.

– Степа, вот откуда ты такой... равнодушный? Ты же молодой, должен понимать, сочувствовать. Ты же мент! А ты...

– Разрешите дополнить?

– Разрешаю, – уныло пробормотал Куликовский.

– Медведкина били гуртом, я сам видел. От этого он и пострадал. Особенно старалась Туркина. Оседлала редактора, который лежал на полу и начал чернеть от удушья, и колотила его. Видимо, придавила весом, вот у него сердце и не выдержало. Причину драки мне не рассказали. Однако акт расцениваю как групповое издевательство. Далее, вы забыли, что семь человек стреляли по часовне. Доказательства есть – перед вами лежит газета «Грани». И эти же семь человек раскопали могилу Рощина. Как быть с этими фактами? Видите, весы сровнялись. Со стороны покойника действия незаконные, если только это его происки, в чем я лично очень сомневаюсь. И со стороны пострадавших действия незаконные, что видно невооруженным глазом. Я же пока сложить воедино события не могу. Но у меня в запасе несколько дней.

Куликовский смотрел на Степу как бык, собирающийся броситься на плащ тореадора. У Степы, напротив, выражение лица было самое невинное и преданное. Когда зазвонил телефон, Куликовский взял трубку с ненавистью ко всей технике на земле. Переговорив очень коротко, бросил ее и поднялся из-за стола:

– Живо в банк. Иволгин долг принес. Его обещали задержать до нашего приезда.

Это интересно. У Иволгина не было ни копейки, вдруг сразу десятки тысяч долларов появились. Милицейская машина с сиреной неслась по городу и в считаные минуты достигла банка. А у небольшого здания частного финансового учреждения толпа. Небольшая, человек сто. Люди растерянно переглядывались, робко переговаривались. Они ждали денег.

В кабинете управляющего Фоменко сидел в углу, закинув ногу на ногу и прикрыв веки. Большие пальцы рук, сомкнутых на колене в замок, вращались кругообразными движениями. Фоменко думал. А думы были тягостные. Деньги, принесенные Аркашей, – капля в море, хотя логический вопрос возникал сам собой: где он их взял? Фоменко надеялся на чудо, надеялся на милицию, ставшую вдруг такой родной, такой любимой и дорогой, что дал клятву поить всех ментов города месяц, если только вернут деньги. Вон сколько людишек потянулось забрать кровные, толкуют про кризис. Им наврали, что в банке проверка, а они не разошлись, стоят, пока хоть не угрожают. Кто им сообщил про кризис? И как бы их успокоить хотя бы на несколько дней, чтобы выиграть время? Можно продать доллары Цинкову и отдать рубли гражданам, но этого же не хватит. Время, нужно время, а его нет.

Управляющий мило беседовал с Иволгиным за чашкой кофе. Когда вошли в кабинет двое, на лицах которых так и было написано: «Осторожно, милиция!», Иволгин не выказал ни удивления, прекрасно зная, какую должность занимает Куликовский, ни испуга. Что отличает Аркашу Иволгина от местных жителей, так это интеллигентность в широком смысле. А также и в узком. Интеллигент в «зауженном» смысле – по понятиям Куликовского – это человек с внешними признаками лоска, в общем-то не обязательными для истинно образованного, воспитанного и культурного человека. Себя он не причисляет к этому утонченному слою, но различает его довольно хорошо и уважает.