Новый стандарт

Заправлял занятиями сам командир, рослый, толстощекий детина по имени Данила с косматой пегой бородой, по-детски добрыми глазами и иссеченным глубокими шрамами лицом. Вальяжно сидя на поваленном стволе березы, он внимательно следил за тренировкой солдат: ругал, давал дельные советы, комментировал неловкие выпады и грубые ошибки подопечных, не гнушаясь приводить нелестные сравнения из мира животных и обильно рассыпая под ноги неуклюжих ополченцев изысканные перлы из сокровищницы образного языка лесовиков. Несмотря на явно панибратские отношения с солдатами, Данила умело руководил людьми и добивался от них беспрекословного исполнения указаний. Кроме того, что он сам являлся искусным бойцом, судя по советам, которые давал, и отличным командиром, по тому, как его слушались и безропотно сносили обидные прозвища и издевательства, здоровяк также был обладателем звучного раскатистого баса, чудовищно грубых манер и забавного прозвища Тулуп.

Время от времени Данила прекращал бой и заново делил бойцов на неравные группы: двое против пяти, трое против семи, один против трех. Обучение изначально ломало привычные стереотипы единоборства и готовило солдат к реальным условиям схватки, когда неизвестно кто в следующий миг появится у тебя за спиной: враг или друг, прикроет ли спину щитом или вонзит между лопаток острый топор. Сама методика тренировки исключала возможность честной игры и как нельзя лучше подготавливала участников побоища к неприятным сюрпризам судьбы.

– Едор, Афанасий, да вы что, совсем очумели?! – орал великан на двоих из семерых бойцов, уже долгое время безуспешно пытающихся побороть троицу солдат в центре поляны. – На кой ляд вы посередке атакуете?! Там же Гаврий, он и себя прикрывает, да и Мефодию с Емелом подмогает. Растащите их, порознь, поодиночке разбейте!

Гаврий вместе с двумя товарищами отчаянно отбивались от натиска семерых, точнее, уже пятерых, поскольку двое из нападавших получили «условные» ранения и вышли из кровавой игры. Солдаты бились понарошку, но как взаправду яростно и боевым оружием. Один из выбывших из кровавого игрища сидел неподалеку на пеньке, судорожно сжимая обеими руками голову. Его лицо было красным, а из ушей и носа хлестала кровь. Один из разгоряченных противников не рассчитал силу удара и крепко заехал парню обухом топора по голове. Второму «умерщвленному» досталось не меньше: скользящий удар меча распорол щеку, и теперь над залитой кровью бородой красовался уродливый, рваный рубец. Винить было некого, сам виноват – подставился!

– Вот так, Афанасий, так его, жми, отбивай от своих! Едор, чего хлебало раззявил, подсоби другу, сзади, сзади заходи! – давал указания Тулуп, подбадривая парочку бойцов, сумевших отделить от прижавшихся спиной к спине троицы одного, наиболее слабого, противника.

Теперь основные группы бились трое на двое, а Афанасий с Едором бойко работали топорами, стараясь отогнать врага подальше от своих и заставляя совершить ошибку. В конце концов одному из них удалось зайти противнику со спины. Теперь оттесненному от группы ополченцу приходилось то и дело разворачиваться полным корпусом то к одному, то к другому врагу и быстро отражать атаки с обеих сторон. Долго так продолжаться не могло, и незадачливый боец наконец-то получил решивший исход схватки удар в спину.

Левая рука Данилы в толстой, обшитой железом перчатке поднялась вверх, что означало завершение боя. Воины опустили оружие и устало разбрелись по поляне, скидывая с себя на ходу тяжелое обмундирование и жадно припадая пересохшими губами к флягам с холодной водой.

– Гаврий, подь сюда! – прогремел звучный глас Данилы.

– Чего тебе?! – вопросил здоровенный детина, осмотрительно не доходя до командира пару шагов и опасливо озираясь по сторонам.

– Гаврий, ты теперича за кого у меня?! – нарочито громко, чтобы услышали остальные, поинтересовался Данила.

– Ну, стало быть за этого, за десятника, – недоуменно пожал широкими плечами воин. – А что случилось, Тулуп?!

– А случилось то, родный, что ты теперь в бою не только за свою дурную башку отвечаешь, но и за других, так что не обессудь!

Бросок был неожиданным, быстрым и резким, кручение в воздухе булавы даже не было заметно глазу. Гаврий повалился на землю, как только окованная сталью дубина тяжело ударила о шишак шлема. Дружинники бросились к телу упавшего без сознания товарища, но Тулуп остановил их одним властным движением руки.