68  

– Ну все, – насухо вытерла последний клочок линолеума Василиса. – Мне бы водички.

– А сейчас вместе пить будем, – обрадовала ее Раиса, – да и не водичку! Зачем нам водичка? У меня еще бутылочка имеется, я купила. Не думала же, что ты раскошелишься, вот и того... приберегла.

– Да мне руки помыть.

– Ой, и чего их намывать? Вон вытерла полотешком, да и чистые! – махнула рукой Раиса, но Василиса все же отправилась в ванную.

Вид санузла был довольно изношенным, как и все в этой квартире. Унылые ободранные стены, по которым струились тоненькие струйки испарений, ржавые трубы, оторванные краны, неприглядного вида обмылки...

– Рая, и как же у тебя здесь сын-то живет? – не вытерпела Василиса.

– Вот! А я тебе говорила – не ходи в ванную, тебе не понравится, – довольно улыбнулась Раиса и первая плюхнулась за стол. А там уже было выставлено нехитрое угощение: макароны, жареная рыба нескольких сортов да на холодную закуску селедка.

– Садись, выпьем... за нас! – подняла Раиса засаленную стопку.

Василиса ничего поднимать не стала, она терпеливо выждала, когда Раиса выпьет, а потом приступила к делу. У нее была заранее заготовлена легенда, якобы когда-то им в роддоме подменили детей. И вот теперь Василиса должна узнать все о прежней жизни Колошиной, чтобы понять, откуда у ее ребенка не совсем приличные наклонности, не гены ли виноваты. А потом Василиса должна была признать, что ребенок это ее, а у Раисы свой. Потому что якобы по всему получалось, что это она сама и запуталась. Но... Посмотрев на хмельную женщину Василиса решила, что тут с этой легендой такого можно наворотить! И пошла напрямик.

– Рая, мне надо узнать все про твое детство, все, – твердо сказала она.

– А чего там в моем детстве... – вдруг насупилась Раиса. – Зачем это вам?

– Я... изучаю жизнь обычного человека, пишу научную работу. А уже из этой научной работы будет ясно... сколько людям надо будет платить пенсии, вот! – Василиса сама испугалась, что ляпнула, но Раиса была уже в таком состоянии, что ее ничто не настораживало.

– Ого! – выкатила она глаза. – Это значит, что я вам тут нарасскажу, то весь мир и получит?!

– Ну уж не весь мир, – одернула ее Василиса, а потом скромно добавила: – И не получит, но...

– А я расскажу! Я... мне ведь есть что рассказать, – вдруг опечалилась Раиса. – Только ты наливай!

Василиса глянула на собеседницу и решила, что еще рюмочка ей не помешает.

Раиса выпила, закатила глаза и начала... петь:

– Ах ты, бедная овечка-а! Что же бьется так сердечка-а!

– Ну нет, – решительно поднялась Василиса. – Не получится у нас с вами разговора, только зря время потратила. Пойду лучше... да к вашей же бабе Марусе. А потом ее имя напишут в газетах.

– Ну и пусть! Ну и ладно! А мне и не надо, чтоб в газетах! – вытаращила круглые глаза Раиса. – Оно мне зачем, газеты ваши? А бабка вам все равно ничего не скажет. А потому что жила все время, как у Христа за пазухой! А я страдалица! Мне... Слушай, а мне можно повышенную пенсию, а?

– Это за какие ж заслуги? – усмехнулась Василиса.

– Ну пусть не за заслуги, за это... за страдание мое детское! Как ветерану детства, а?

– Ну... даже не знаю... А что у вас там такое произошло, что даже пенсию повышать надо? – пристально присмотрелась к Колошиной Василиса.

– А то... – тяжко вздохнула Раиса. – То, что вся жизнь у меня... У меня ж мать пила! И сильно! Нет, сначала отец запил... по-моему, он пил с самого рождения, как только народился. И чего матушка в нем нашла? А может, это был и не мой отец, а другой мужик. Я уж и не помню, потому что... потому что все мужики у матери пили. Да. А потом и она сама ка-а-к начала водку глотать! Ну... мне, конечно, худо приходилось. Жрать-то хочется, а нету! Дома все перероешь, а... ничего нет! Ой, как жили тяжело! Все первого сентября как праздника ждут. А для меня каторга начинается. Нет, сама-то я по учебе не глупая была, когда в школу ходила... но так ведь я не всегда ходила-то!

– Это чего ж так? А может, если б училась нормально, так и по – другому бы жизнь утроилась.

– Может, и по-другому, да только как мне было ходить-то?! – вызверилась Раиса. – Ладно еще осенью, тут добежать-то. А зимой? У нас с мамкой одни валенки на двоих, да и те без пятки! А она как с вечера умотает куда, так и нет ее всю ночь, да еще и половину следующего дня! И кто ж меня в такой школе ждать будет? А я сижу дома, реву на всю околицу. И мамку жалко – вдруг где замерзла, и перед ребятами стыдно, опять дразнить начнут, скажут, что алкашихина дочка. И жрать хочется так, что аж брюхо урчит! Да так сильно урчит, даже стыдно.

  68  
×
×