Есть ли жизнь без мужа?

– Так… это Анна Андреевна проспала, что ли? – пошел на мировую Добрович.

– Ну и что! Она же человек! Может и проспать! А вот вы!!! Завтра, между прочим, суббота, вот и идите к своим теткам! И хлещите там хоть самогонку, хоть пиво цистернами!!

Добрович теперь отвалился на спинку кресла и с веселым недоумением смотрел на свою нерадивую сотрудницу во все глаза.

– Женька, да ты ревнуешь меня, что ли? – фыркнул он как-то совсем по-мальчишески.

Женька даже задохнулась от возмущения. Это что он такое себе придумал?! Она ревнует! То есть… так это же получается, что она уж совсем любит этого медведя. Да мало того, закатила ему истерику, то есть практически в этой любви и созналась. А он, значит, сидит, радуется! Нет чтобы сказать: «Женечка! Да я никуда завтра не пойду! А в ресторане я был с троюродной тетей моей мамочки!» Нет, сидит и скалится!

Она в негодовании пошлепала ртом, а потом выдала:

– Это… это я-я-я ревную?! – вытянула она голенькую шейку. – Да это… Это вы увидели меня с парнем, с молодым, прекрасным человеком, и… и не знаете, как меня со свету сжить! Ха! Главное – сам ревнует…

– Да уж, велико сокровище… – оторопел Добрович. – Я ее ревную! Бред какой-то! Да ты посмотри на себя! О! Пальто черт знает какое… прошлогоднее, толстое какое-то!

– Это не мое!

– А губы? А глаза? А волосы! Можно же было черненьким что-то накрасить, ведь красивая же девка! – разошелся Добрович. – А за собой… Как ты сегодня будешь по офису бегать?

– Ну знаете! – запыхтела Женька. – Если я каждый день волосы в черненький красить буду! Я вообще буду лысой старухой!

– Да при чем тут красить! Волосы… Ну надо же как-то… причесочку! А то посмотри вон, как наши девчонки ходят! Стрижки, укладки…

– Ах стрижки!! Да эта коса!.. Она единственное мое приданое!!

– Я понимаю, но надо же ее как-то подать!!

Такого Женька уже не могла стерпеть! Если бы этот медведь знал, сколько времени она проводит у зеркала! Единственный день что-то там не накрасила, а этот бурундук!! Подать ему!

Она схватила ножницы со стола и стала пилить толстую косу. Шелковистые волосы никак не резались, тогда Женька растрепала волосы на прядки и отчекрыжила чуть ли не половину. Добрович все это время смотрел на нее как завороженный.

Женька же уложила отрезанные волосы на ладони и, низко кланяясь, запричитала:

– Примите, барин, косу русую, девичью! Подаю вам, как вы просите!

– Ты… ты совсем сдурела, да?! – взвился Добрович. – Ты… О господи! Вот дурочка-то… Да у тебя и в самом деле всего приданого – эта коса и была!! Не могла, что ли, по плечам волосы распустить?!! Все! Финиш! И кому теперь я спихну эту сумасшедшую? Придется самому в жены брать, куда ее, бесприданницу…

– В жены?! – от злости уже чуть не ревела Женька. – Это чтобы у моих детей мало того что мать «сумасшедшая», так еще и отец урод был?!! Пойду лучше застрелюсь!

– Это я… я – твой директор… я – урод?!!! Все, Дунаева. Иди! Иди и застрелись! Только негромко, – опустился за стол Добрович и обхватил голову руками. – С ума сойти… и это мать… ее разэдак! Детям-то какое горе…

Женька выскочила из кабинета и понеслась в туалет. Там она принципиально умылась и закрутила остатки волос в пучок. Все. Теперь на нее смотрела из зеркала покорная монашка. Сестра Евгения.

– Ты тут не головой об стены? – тихонько вошел Добрович. – У меня тут кафель по тыщу двести за квадратный метр…

– Павел Ульяныч!! – возмутилась до предела Женька. – Ну это же женский туалет!!

– Фу ты черт… А с тобой уже забудешь скоро, кто ты есть!!! – шлепнул дверью Добрович, и она услышала его торопливые шаги.

Потом Женька сидела в бухгалтерии, пила кофе вперемешку со слезами и жаловалась Любочке.

– Прям поедом ест, – хлюпала она носом. – Такую роскошь из-за него отрезала… Люб, ты не знаешь, живые волосы где-нибудь принимают? Хоть продать, что ли…

– А я бы оставила, на память, – с вызовом неизвестно кому говорила Любочка. – Вот выросли бы мои дети, а я бы им – вот, посмотрите, как меня обрили!

– Вот радости-то! – фыркнула Женька.

В это время в бухгалтерию вошел Добрович и, просто принципиально не замечая Женьки, обратился к Любочке:

– Любовь Николаевна, я сейчас отлучусь, сегодня меня уже не будет. Вы подготовьте Валентине все документы. Да, и посмотрите, что у нас там с авансом.

Любочка завороженно смотрела на него снизу вверх.

– И еще… – наклонился к ней как-то уж слишком низко и интимно начальник. – Я понимаю, вы ценный, замечательный, квалифицированный работник. Но нельзя ли сделать так, чтобы в вашем кабинете не просиживали менее квалифицированные трудяги? Мы же с вами понимаем, что этим им только вредим.