Принцесса-чудовище

На том и сошлись. Уваров отправился в конюшню навестить Гермеса.

И все же Мишель категорически отказался спать в доме, мотивируя, что свежий воздух быстрее восстановит его силы. Сестра успокоилась лишь тогда, когда на террасу привели двух волкодавов – собаки всегда почуют чужих.

Ночью Марго постучалась к Сурову. Тот открыл дверь, заодно и рот.

– Пустите меня, вдруг кто увидит, – зашептала она.

Подполковник посторонился, да так и остался у двери, едва догадавшись ее закрыть. Марго, прошмыгнув в комнату, трагически выговорила:

– Она снова поет! Она так прекрасно поет, что сердце сжимается. Это просто чудовищно!

– Да пусть себе поет.

– Как же пусть?! – ходила по комнате Марго. – Она зовет его, понимаете? Зовет!

– Погодите. Чего вы боитесь?

– Не понимаете? Мишель спит на террасе… Нет, я подозреваю, он не спит, он слушает ее. А вдруг у него проснется голос…

– Сердца? – подсказал Суров.

– Плоти! – прорычала Марго. – И вдруг он поплывет-таки туда? Он влюблен, а влюбленные лишаются рассудка. А если она не такая, какой Мишель ее видит?

– Вы ее больше не любите?

Марго сделала паузу, удивленно глядя на Сурова, словно некое открытие пришло ей на ум именно сейчас. Потом она плюхнулась на стул, опустив плечи, сказала тихо и сдержанно:

– Вы не знаете, что за узы нас с братом связывают. Родственники часто не любят друг друга или по крайней мере равнодушны, а у нас с Мишелем по-другому. Я в семье самая младшая, меня все баловали…

– Заметно, – усмехнулся он.

– Не иронизируйте. Но никто не относился ко мне так нежно, как Мишель. Я доверяла ему свои глупые секреты, он не смеялся надо мной, а когда меня исключили из пансиона…

– Вас?! – ужаснулся Суров. – За что?

– За дурное поведение. Там было так скучно, так тоскливо, преподаватели такие зануды, злые. А мне исполнилось тринадцать, и я уж пять лет там мучилась. Ну и проказничала. Маман с папа были в ярости от позора, который я устроила. Старшие брат и сестра объявили мне бойкот и не разговаривали, только Мишель встал на мою защиту, сказал им, что тюрьма не для меня. Всякий раз, когда выдавалась свободная минута, он приезжал домой и гулял со мной. Александр Иванович, меня пугают герцогиня и Шарлотта, Мишель не будет с нею счастлив.

Суров присел на корточки, взял руки Марго в свои ладони, приложил к губам и мягко сказал:

– Мишель любит Шарлотту, вы не помешаете ему жениться на ней.

– Это меня и бесит, – всхлипнула она. – Я натолкнула брата сделать ей предложение, а теперь… Всегда сначала делаю, потом думаю! Я глупа?

– Вовсе нет, – улыбнулся Александр. – Ну, что мне сделать, чтоб вы не плакали?

– Давайте покараулим Мишеля? – жалобно попросила она. – А выспимся днем. Мы тихонько, с балкона…

– Опять? – простонал Суров. – Ведь нехорошо же.

– А коль он поплывет туда без нас? Что тогда будет? Его там ждет убийца!

– Так и быть, идемте на балкон, – вздохнул подполковник.

– Револьвер захватите, – попросила графиня.

– Зачем? – изумился он.

– Захватите, – повторила Марго, так и не объяснив.

Стараясь не шуметь, Суров принес два кресла, в одно села Марго, в другое он. Его клонило в сон, а молодая женщина бодрствовала, слушая Шарлотту, определяла, какое произведение та пела, и недовольным шепотом ворчала:

– Откуда она взялась на нашу голову со своим божественным голосом? Хоть бы завтра дождь полил… Да пусть льет неделю, месяц, лишь бы она не пела более!

Ночь прошла, Уваров не тронулся с места.

На следующую ночь караульщики вновь заняли свой наблюдательный пост. Вдруг Марго толкнула задремавшего Сурова. Он протер глаза, потянулся. Графиня стояла на коленях у балюстрады и смотрела в проем между столбиками. Махнула рукой, чтоб и он присоединился, Суров нехотя сполз с кресла, пристроился рядом.

– Видите? – зашептала Марго. – Садится в лодку.

– Давайте скажем ему, чтоб не смел плыть на тот берег.

– С ума сошли? – задержала его Марго, схватив за китель. – Я не хочу с ним ссориться. Вы тоже, так ведь? Пусть плывет. А мы последуем за ним. У вас второго револьвера случайно не имеется?

– Огорчу вас, не имеется. Если б даже имелся, не дал бы.

Нетерпение скорее обнять Шарлотту, а не тащиться в лодке на середину озера, просто подбросило Уварова на мостки. И вот она, милая, чудная, так близко.

– Мишенька… Как же долго я вас не видела…

Холодная ладошка нежно коснулась его щеки, он тут же взял ее, дотронулся губами до пальцев и заглянул в глаза, которых ему недоставало. Они были ласковыми и печальными, как ее голос, слышимый ночами. Мишель окончательно понял, что для него на свете есть только Шарлотта, и это навсегда. А преграды, упрямство герцогини – ерунда.