Моя вечная жизнь

До весеннего равноденствия осталось совсем немного времени. Мне следовало не в источнике лежать, а кругами бегать по городку, проверяя узловые точки курорта на предмет обнаружения в них подозрительного лица.

– Я только полчасика отдохну – и сразу выйду! – пообещала я сама себе.

Но когда после обеда, с гудящими от затянувшейся пешеходной экскурсии ногами, мы с Галиной устало приплелись к своему приюту, я снова испытала шок, который заставил меня напрочь забыть мысли об отдыхе.

На залитой солнечными лучами терраске у крыльца, до подбородка укрытая клетчатым пледом, со счастливой улыбкой на пергаментном лице дремала в кресле-качалке фрау Мезозоер. Она не просто спала, как убитая, она еще и выглядела точь-в-точь как мертвые старухи с фотографий из отчета агентства «Пулитц и Партнер»!

– Ведьма старая! – шепотом сказала Галина.

Она потянула меня за угол и показала вырезанный на одном из камней нижнего этажа четырехлучевой знак.

– Видишь? Свастика! Точно тебе говорю, наша Мезозоер – старая фашистка!

Я потрогала камень:

– По-моему, ты ошибаешься! Эту свастику вырезали очень давно, не в прошлом веке, а много раньше.

– Тут и раньше были фашисты?

– Галина, ты темная! – ухмыльнулась я. – Скажи еще, что германские язычники были скинхедами! Чтоб ты знала, свастика – это древнейший солярный знак. Изображение Солнца, обращение к светлым богам! И до того, как Гитлер «приватизировал» четырехлучевую свастику для своей фашистской державы, этот знак ассоциировался исключительно с огромным зарядом светлой магической энергии.

– А здесь он зачем? – Галина ковырнула ногтем бурый мох.

Я присмотрелась:

– Видишь, как камни лежат – аркой? Тут когда-то окошко было. А у язычников такое поверье было: если в день осеннего равноденствия почтить Солнце, вырезать его изображение на двери, оконных наличниках или воротах, то это позволит взять с собой энергию и мощь солнца в грядущую зиму.

Я подняла голову и посмотрела на окна второго этажа:

– Кстати, красные цветы на подоконнике – тоже символ огня.

– Короче, наши бабки – все-таки ведьмы! – подытожила Галина. – Мезозоер-то уж точно! Вишь, как дрыхнет? Спящая Красавица времен палеолита!

– М-да, а нам покой только снится! – вздохнула я, откровенно завидуя безмятежной допотопной фрау.

Личную программу послеобеденного отдыха я, сознавая свой долг, сократила до минимума: с «принять душ и поспать» до «ополоснуть ножки и переобуться».

12

Во второй половине дня погода испортилась.

Зацепившись за горы с двух сторон, небо над долиной затянули серые марлевые облака. Из них сеялся противный мелкий дождик, от которого невозможно было спастись даже под зонтом: водяная взвесь висела в воздухе. Она проникала в ткань одежды, делала сырыми и тяжелыми волосы и слизывала косметику с лица, превращая его в акварельный рисунок.

– Ах, фройлин, фройлин! – меланхолично посетовала, глядя в окно, фрау Марта.

Мол, вот такая она у нас тут, весна, весна!

Местные торговцы приспособились делать бизнес на переменчивом характере шварцвальдской весны. С первыми каплями дождя с уличных стоек сувенирных магазинчиков исчезли национальные головные уборы – соломенные шляпки со множеством красных шерстяных помпонов, а в витринах появились разноцветные дождевики из пластиковой пленки. Стоили они дешево, и я охотно купила себе целлофановый лапсердак с капюшоном – зелененький, чтобы более соответствовать «весне, весне».

Дождь разогнал гуляющих, так что на улицах мне вовсе не к кому было присматриваться с подобающим случаю вниманием и подозрением. Я проявила сообразительность – нашла способ совместить приятное с полезным: зашла в кондитерскую на главной улице и за кофе с марципановым тортом созерцала основную магистраль Бад-Вильдбада сквозь большое витринное стекло.

Определенно, пленочные дождевики вполне можно было считать сезонной национальной одеждой жителей Северного Шварцвальда и самым популярным у туристов местным аксессуаром: в один момент обитатели городка от мала до велика облачились в облегченную до полной прозрачности версию одеяния монахов-капуцинов.

Две очень приличные дамы, молодая пара, школьники с ранцами за спиной и даже сутулый дедушка с раскормленной кривоногой собачкой, проковылявшие мимо моего наблюдательного пункта – все, включая песика, были завернуты в цветную пленку! Разница была только в манере ее носить. Молодые мужчины демонстрировали небрежный героический стиль, набрасывая дождевики на плечи, как бурки, кокетливые девушки держали трепещущие распяленные плащи на вытянутых вверх руках над собой, а люди постарше упаковывались в полиэтилен основательно, с головой. Меня особенно впечатлила элегантная дама позднего бальзаковского возраста, аккуратно одетая в розовую пленку поверх короткого норкового манто. Бриллианты в ее ушах убийственно сверкали даже сквозь целлофан!