Банда отпетых дизайнеров

– Там еще один воин пустыни! – доложил из ковыля Зяма. – Лезет под забор, тянет не то замшевую подушку, не то звериную тушу… Боже, да уж не собаку ли?! Так, девочки, хорош отлеживаться, пора действовать!

Порывистый братец уже выскочил из сорняков, и я приняла решение:

– Разделимся! Зяма, ты дуй за одиночкой и постарайся рассмотреть, кого он тащит, а мы с Алкой за отрядом пойдем, в будку на колесах заглянем.

– Есть, товарищ Сухов! – согласно тряхнул мелированными кудрями неисправимый балагур.

– Да замаскируйся как-нибудь, чтобы не бросаться в глаза! – досадливо сказала я. – Ты же прятаться должен, помни об этом!

– Гюльчатай, закрой личико! – в тему сострила Трошкина.

Одинокий воин пустыни, хоть и был отягощен поклажей, двигался ходко и почти бесшумно ступал по россыпям керамзита узкими ступнями в мягких чувяках. Зяма в щегольских летних мокасинах с подошвой из перемежающихся полосками кожи каучуковых квадратиков скакал по твердым коричневым шарикам гораздо медленнее, мужественно глотая стоны и ругательства. Мокасины протестующе скрипели, предупреждая, что долго так не выдержат. Итальянские производители модельной обуви не предполагали, что их продукция будет эксплуатироваться в режиме бега по сильно пересеченной местности. Чтобы отступающий воин пустыни не услышал звуков, производимых преследователем, Зяма немного поотстал, но при этом очень боялся упустить бегущего из виду. Поэтому тратить время на то, чтобы замаскироваться, как велели Дюха и Алка, он не стал. Замаскировался прямо на бегу! Сдернул с веревки в чужом дворе пару капроновых чулок да и натянул их на голову, как это делают классические грабители в американских боевиках.

Чулки, свистнутые Зямой, оказались разной длины и разного цвета: тот, что покороче, был синим, а тот, что подлиннее, оранжевым. Длинный чулок был целым, а у короткого вместо носка была дырка. Классический грабитель из американского боевика вряд ли сумел бы толково использовать такие необычные средства маскировки, но русский художник-дизайнер ничуть не затруднился. Первым делом Зяма натянул на лицо и шею короткий синий чулок и уже в этом состоянии сделался мало похож на самого себя. Разгоревшееся румянцем славянское лицо с широкими скулами и греческим носом, будучи затянутым в синий капрон, утратило выраженные признаки принадлежности к человеческой расе. Зяму в получившемся гуманоиде выдавала только пышная кудрявая шевелюра, торчащая над фиолетовой мордой на манер растрепанной свекольной ботвы. Волосы Зяма спрятал под второй чулок, из него получилась чудесная тугая шапочка вроде плавательной, только гораздо красивее, потому что редкий пловец мог бы похвастать шапочкой с длинной рыжей косой, свисающей с макушки.

Абсолютно неузнаваемый, но, как всегда, великолепный, Казимир Кузнецов вслед за одиноким воином пустыни бежал по корейскому огороду и с невольным интересом думал о женщине, которая носила похищенные им чулочно-носочные изделия. Должно быть, она большая оригиналка, если не сама Пеппи Длинныйчулок!

На самом деле разномастные чулки изначально были гольфами, имели нейтральный телесный цвет и составляли идеальную пару, принадлежавшую малярше Любке. Потом один гольфик прорвался на носке, и гармония непоправимо нарушилась, но хозяйственная Любка тряпочки не выбросила, а перевела в разряд полезных малярно-штукатурных приспособлений. Сквозь капрон очень удобно было процеживать оранжевую краску, которая подмешивалась к белой водоэмульсионке для получения приятного глазу сливочного цвета, и синьку, добавляемую к извести. Эту нехитрую операцию Любка с Олькой в очередной раз проделали как раз перед обедом, после чего повесили чулочные ситечки сушиться, вымыли руки и сели за стол.

– Усе, дивчата, сил моих бильше нема! – смахнув пот с лица застиранным льняным полотенчиком, заявил бригадир Петро.

Вспотел и устал он оттого, что в хорошем темпе выхлебал одну за другой три порции горячего наваристого борща. Таким образом, борщ и Петровы силы закончились одновременно. Бригадир звонко брякнул ложку в пустую миску, встал с пустого ящика, заменявшего ему стул, и ходко потрусил к лестнице на «горище», по-русски – на чердак, в свои частные апартаменты. Олька, Любка, Гелька и Валька проводили косолапые ноги дядьки, шустро втянувшиеся в дыру под потолком, неодобрительными взглядами, но от реплик осмотрительно воздержались. Петро давно уже приучил свою женскую бригаду уважать и беречь покой мужика-начальника. Представление о субординации у Петро Коваленко было четкое, оно лаконично выражалось его любимым присловьем: «Я сказал, значит, усе!»