Банда отпетых дизайнеров

Мехти бежал к тайнику на границе колхозной бахчи и кукурузного поля. Там под узкой дорогой была протянута старая дренажная труба. Свою основную водоотводную функцию она не исполняла, потому что давно и основательно была забита грязью и разным мусором. Впрочем, со стороны бахчи труба недавно была расчищена примерно на метр. В эту нору Мехти должен был затолкать свой хурджин, но сделать ему это не дали. Едва курьер запихнул упакованный груз в тайник, как на его согнутую спину коршуном упал Зяма!

– Стой, морда контрабандистская! – басовито рявкнул он, все еще находясь в плену ассоциаций с «Белым солнцем».

– Сам стой! – с выкриком, абсолютно нехарактерным для тэквондо, налетел на них третьим Костя Ким.

– Стой, Кхай! – взмолился, не поспевая за шустрым внуком, старый Пунь.

– Стоять! Милиция! – выныривая из-за помидорной пагоды, издали гаркнул майор Коваленко во все луженое милицейское горло, умягченное знатным самогоном.

– Милиция! Милиция! – услышав этот крик, жалобно взвыли в отдалении таджикские беженцы.

Костя и Мехти, оба не глухие, при слове «милиция» бросились бежать в разные стороны. Оглушенный Зяма, не успевший даже ухватиться за угол кожаной сумы, остался лежать на земле. Старик Пунь, проводив взглядом убегающего внука, перевернул Зяму на спину, уронил книжку и озадаченно поскреб голый подбородок.

– Попался, гнида! – подлетев поближе, торжествующе вскричал Коваленко.

На разбегающихся брюнетов он не обратил особого внимания, сосредоточив его на подозрительном блондине. Майора ждал сюрприз! Сползая с чердака по веревке, он пропустил момент превращения Зямы в гуманоида, в пылу погони ориентировался на розовое пятно его рубашки и оказался совершенно не готов увидеть жуткое чучело, чья лиловая, с длинным светлым хвостиком, голова напоминала огромную редиску.

– Шо це таке?! – изумился Петро на языке предков.

В отличие от майора, закаленный жизнью Пунь не утратил дара русской речи, которую лишь самую малость портил неистребимый акцент.

– Я думаю, это Синюска, – доброжелательно объяснил он.

– Хто-о?!

– Синюска! – любезно повторил Пунь. – Такая красивая синяя девуска с дли-и-инной косой!

Он поднял с земли упавший учебник и раскрыл его на нужной странице.

– Иван Бажов, сказка «Синюшкин колодец», – прочитал майор.

При слове «колодец» он машинально посмотрел на дыру в земле, заметил в ней крупное вложение в виде экзотического кожаного саквояжа и обрадованно потянулся к нему.

Тут из многострадального корейского огорода с бешеными гортанными криками выскочили потомки башибузуков Селим и Султан. На скаку один благородный турецкий принц размахивал, точно саблей, цветущим подсолнухом, а другой замахивался испачканным землей деревянным колышком с обвившимся вокруг него цветущим растением семейства бобовых. Перекрикивая друг друга, братья орали весьма приятные слова – названия сладких плодов и фруктов, с коими они сравнивали (не в пользу всей этой ботвы) дивную красоту русских наташ.

– Ай, персик! – на бегу распевался Селим.

– Арбуз спелый! – голосил Султан.

– Сладкая фига!

– Хурма! Хурма!

Осторожный Пунь отступил в кукурузу при первых же звуках янычарских воплей и уже оттуда с затаенной скорбью смотрел на свою цветущую зелень в руках турецких налетчиков. Майор Коваленко, занятый вызволением из нутра дренажной трубы пухлого азиатского хурджина, замешкался при упоминании фиг и особенно хурмы, нахмурился и без задержки схлопотал по голове крепкой палкой в декоративной гороховой оплетке.

Горячий парень Селим стукнул майора без раздумий и от души, потому что принял его за конкурирующего принца, практикующего абсолютно неправильный подход к русским красавицам. У Селима были основания для такого заблуждения: раскинувшийся Зяма в розовой рубашечке с рюшами и змеящейся по земле рыжей капроновой косой издали смотрелся типичной поверженной наташей, а угрюмо нависший над ним дюжий майор здорово походил на насильника!

Незаслуженно схлопотав по голове, майор с большим удивлением помянул все тот же фрукт:

– Какого фига?! – не дождался ответа, закатил глаза и полег на Зяму вторым этажом.

Выглядело это очень эротично. Селим и Султан завистливо взвыли и, отталкивая друг друга, кинулись вызволять из майорских объятий Зяму, который и сам уже зашевелился. Ноги его – единственный фрагмент, не закрытый массивным телом павшего майора, дергались, дополнительно травмируя невезучие итальянские мокасины о выпирающие из земли корневища.