Самый сердитый гном

– Да ты что, таверну взаправду подожжешь?! – с ужасом воскликнула Флейта. – Да ты что, тетя Агнесса, да как же, а с чего жить-то будешь?!

– Не волнуйся, кисонька. – Старушенция расплылась в ласковой улыбке и запустила руку в копну черных волос племянницы. – Тетушка хоть тебя, девонька, и любит, но не настолько, чтобы убытки терпеть! Мне уже за все заплатили…

– Как заплатили?! – в один голос выкрикнули трое удивленных мужчин. С некоторым опозданием к их восклицанию присоединилась и Флейта.

– Да не трепыхайтесь, убогие! Наш маг окаянный и оплатил. Бродяжкой переоделся и в заведение прокрался. Я-то уж поварам крикнуть хотела, чтоб его, того, выкинули, а он капюшон драный откинул, козью бородку свою показал, я так и ахнула с перепугу! – быстро прощебетала внезапно подобревшая Агнесса и высыпала на стол содержимое снятого с пояса кошелька. – Вот, смотрите, голубчики, как господин Мартин щедр, как он жизни ваши никчемные ценит!

Парочка крупных рубинов, три алмаза средней величины и внушительная россыпь мелких бриллиантов заворожили взгляды авантюристов. Даже по самым грабительским расценкам эльфийских ювелиров стоимость драгоценных камней на столе в несколько раз превышала цену портового кабака вместе с годовым жалованьем прислуги.

– Ничего себе кучка! – присвистнула Флейта и, забыв о приличиях, в присутствии мужчин засунула руку в широкий разрез рубашки. – Да мы с ребятами за всю жизнь столько не видывали, а тут вот так сразу, на столе!

– А еще передать вам просил, – насторожившись от зачарованных взглядов, Агнесса засуетилась и принялась быстро собирать рассыпанное по столу сокровище обратно в кошель, – что всех, окромя коротышки, до завтрашнего полудня у себя в гостинице ждет. Ты, голубчик, знаешь, где это! – кивнула старушка Таль-берту. – Ну, все, пошли, лясы точить некогда, еще ищейки чего заподозрят.

– А как же я? – не смог скрыть удивления и обиды Зингершульцо.

– А ты, милок, в Королевский квартал не вхож. Увидится он с тобой на том же месте и в то же время, – не отрываясь от сбора камней, ответила Агнесса. – Да, да, так и сказал: «На том же месте и в то же время»!

– Он умом двинулся, что ли?! – закричал рассерженный гном. – Значит, мне целый день, как бродяжке, по помойкам и трущобам мотаться?

– Чего не знаю, того не знаю. За что купила, за то и продаю, – пробормотала скороговоркой Агнесса и, спрятав кошель в засаленный чепец, направилась к выходу. – Прощайте, родимые, не свидимся, видать, более! – бросила старушка через плечо и зашуршала платьем по каменным ступеням лестницы.

Флейта медленно опустилась на скамью и положила руки на колени. Лицо девушки было бледным, смотревшие в одну точку глаза слезились, а уголки красивых губ слегка подрагивали. Слишком многое связывало девушку с этим сырым подвалом и крикливой старушенцией. Здесь прошли ее детство и юность, здесь она выросла, а теперь должна была проститься со всем в одночасье: погибшие друзья, сбежавшая с набитым бриллиантами кошельком тетка и эти невзрачные стены, которые напоминали о многом и которые ей никогда больше не придется увидеть. Шли последние секунды ее старой жизни. Через несколько неумолимых мгновений привычный мир начнет распадаться, и не останется ничего, кроме наклонной плоскости, по которой молодой, красивой девушке с изуродованным лицом придется скользить вниз.

Пархавиэль был слишком рассержен на мага, чтобы заметить произошедшую с Флейтой перемену. Тальберт, как опытный солдат, целиком отдался поспешному сбору амуниции, и только Мортас подставил в трудную минуту свое плечо. Он сел рядом с девушкой на скамью, нежно обнял ее и тихо прошептал в самое ухо: «Любой конец – это всего лишь точка нового отсчета, так было, есть и будет! Впереди новая жизнь, и только от тебя зависит, как поплывет корабль твоей судьбы!»

– Ну и горазды жрать! Ты только глянь, как хрумкают, трескают душевно, аж за ушами трещит! – подзывал Зингершульцо прикорнувшего на мешке Тальберта присоединиться к подсматриванию через дверную щель за пиршеством оголодавших стражей порядка.

Время тянулось долго, а нервное напряжение росло. Они уже минут десять сидели в подсобке в ожидании заветного топота ног и криков: «Пожар!» Каждый коротал время как мог. Распределив между членами небольшого отряда прихваченное из подвала снаряжение, Тальберт отдыхал на мешке. Мортас, бесшумно ступая по скрипучим половицам, прохаживался из угла в угол комнаты, размышляя о чем-то своем и едва шевеля мертвецки бледными губами. Флейта сидела в углу, механически теребя и оглаживая кожаные ножны меча. И только Пархавиэль, как прирожденный разведчик, использовал мучительные минуты затишья с толком: наблюдал за противником.