Рука и сердце Кинг-Конга

Я поняла намек и крепче вцепилась в узловатую длань нового товарища: Рыжий, если он завсегдатай «Дамы Пик», мог пригодиться мне как свидетель.

– Ладно, по пиву так по пиву! – согласилась я без энтузиазма, исключительно ради пользы дела.

Пиву, которое я вовсе не люблю, я бы предпочла чашку горячего бульона или хотя бы чаю, но вряд ли это помогло бы укреплению едва наметившегося эмоционального контакта. Так сказать, фигушки! По опыту знаю: напиток определяет стиль общения. Например, совместное распитие обезжиренного кефира не часто переходит в сеанс бурного секса, а обстоятельная дегустация хорошо выдержанного коньяка редко завершается невинной игрой в крестики-нолики.

– Как не фиг делать! – засуетился обрадованный Рыжий.

Напрасно я думала, что пить пиво мы отправимся в какое-нибудь недорогое, но приличное кафе, где я с грехом пополам смогу утолить свой голод бесплатными орешками и сухариками. Все оказалось гораздо проще и прозаичнее – Рыжий сбегал к ближайшему ларьку и притащил две бутылки «Потемкинского темного». Купить стаканчики он даже не подумал!

Мы устроились на лавочке, подальше от неодобрительно ворчащей дворничихи. Рыжий небрежно отсалютовал мне бутылкой и сказал:

– Да фиг с ним, примем!

– Примем.

Я символически пригубила пиво и открыла свой пункт приема информации лобовым вопросом:

– Ночью тут облава была. Ты под нее не попал?

Мой собеседник поперхнулся пивом, утерся рукавом и издал серию восклицаний. Каждое из них само по себе значительной смысловой нагрузки не имело, но в совокупности все эти «Да, ну, на фиг, фигня, совсем офигели, но фиг им, ни фига!» позволяли предположить, что ночной облавой Рыжего почти накрыло, однако он вовремя ушел.

– Тебе-то ни фига, а деда какого-то замели! – настойчиво напомнила я, старательно сгенерировав фразу по представленному мне образцу.

Для нас, дипломированных филологов, нет непосильных конструкций!

– Какого деда? Офигенного Бровастика?

Рыжий, сам обладающий запоминающейся внешностью, оказывается, запомнил и необычное волосяное украшение Смеловского! По лаконичному, но меткому описанию я узнала своего пропавшего друга со стопроцентной уверенностью. С большим основанием, чем Макс, на прозвище «Офигенный Бровастик» мог претендовать разве что покойный генсек, а вероятность его появления в игорном клубе не стоила выеденной фиги.

– Да ни фига, не замели его! – Рыжий энергично помотал головой, вынудив меня зажмуриться: за пламенной шевелюрой в воздухе оставался трассирующий огненный след. – Утек Бровастик! А фигли ему? Кому он, на фиг, нужен?

«Мне», – подумала я, но ничего не сказала. Пиво сделало моего собеседника красноречивым, так что мне достаточно было молчать и слушать, пропуская фиговые словоформы сквозь дешифратор лингвистического чутья.

– Хотя, фигня, не фиг, кому-то, на фиг, да! – После длинного глотка Рыжий опроверг свое же предыдущее заявление.

– Впрочем, нет: сказав, что этот пожилой человек никому не нужен, я ошибся, – поднапрягшись, выдал вероятный литературный перевод мой внутренний голос.

– Он же к бабе пофигачил, – сказал Рыжий.

– К какой бабе? – живо спросила я.

– А фиг ее знает, к какой. Какая ему маякнула.

– Минуточку! – Я вскинула руки, как пленный фашист в кино про войну.

Для точности перевода требовалось досконально выяснить значение глагола.

– «Маякнула» – это что значит? Подмигнула, намекнула, посигналила?

– Да фигли! Звякнула!

– Чем, фигли, звякнула?! Колокольчиком на шее?! – вызверилась я, некстати вспомнив неотвязную корову, чтоб ей стать колбасой! – Шпорой на сапоге?! Рюмкой? Вилкой? Бутылкой?!

– Офигела? – укоризненно молвил Рыжий, при слове «бутылка» ассоциативно посмотрев на мое едва початое «Потемкинское темное». – Какой, на фиг, сапог? На мобилу она ему звякнула!

– Итак, «маякнуть» в данном контексте означает «позвонить по телефону»! – не упустил случай поумничать мой внутренний голос.

Я же раздраженно подумала, что для продолжения разговора неплохо было бы составить толковый словарик многочисленных производных от «фиги»! Бесконечные «на фиг», «не фиг», «ни фига», «фигня», «фиговина», «фигли» и «офигеть» превращали речь Рыжего в затейливое произведение орнаментального искусства. Переводить его тексты на нормальный русский язык было труднее, чем клинопись, – я даже вспотела.

Добытая в результате информация свелась к пониманию того, что мой верный поклонник без отрыва от поклонения мне, своему недосягаемому кумиру, основательно обаял какую-то более доступную даму. Я-то, конечно, знала, что у Макса полно обожательниц, но полагала, что его влюблености поверхностны и скоротечны. А тут, видите, какая-то подруга нетерпеливо назначила Смеловскому рандеву в неурочный час – на рассвете, и он побежал на свидание… Кстати, побежал или поехал?