Рука и сердце Кинг-Конга

– Скажите, а как погиб Борис Аркадьевич?

– Ты не знаешь?! – Тетя Маша азартно ахнула. – Ой, ну это же просто жуткая история! Убили его!

– Как? Кто?

– Никто не знает, даже милиция! – ответила добрая женщина с таким удовольствием, словно неосведомленность милиции делала честь лично ей. – Нашли бедного Бориса Аркадьевича где-то в городе, ночью, с разбитой головой. Ужас!

– Ужас! – вздрогнула я, лучше своей собеседницы зная, как это было.

Чай мы выпили, бублики сгрызли. Изображать в разведцелях физическую и душевную слабость далее смысла не было.

– Давайте, я чашки вымою, – предложила я.

– Не надо, Верочка придет, сама все сделает, – отмахнулась тетя Маша.

– Значит, сейчас прислуги в доме нет! – мгновенно сообразил мой внутренний голос.

Я поблагодарила добрую женщину за заботу и внимание и пошла к выходу, предварительно уточнив его местоположение, чтобы ненароком не забрести снова в траурный зал. Погребальными мотивами я была сыта, как черствыми бубликами, – по горло.

С притолоки свисали колючие темно-зеленые ветки. Я не успела пригнуться, и сосновые ежики причесали меня в стиле «я у мамы дурочка». Зато дядька со стремянкой с крыльца уже убрался, и слава богу: мне не хотелось, чтобы кто-то видел меня в засаде за забором. Не придумывая ничего нового, я заняла свой вчерашний наблюдательный пункт за углом и стала ждать появления Верочки.

Приходящая прислуга с милым именем представлялась мне щупленькой женщиной, чисто, но бедно одетой и измученной ежедневной барщиной. Высматривая на дороге этакую рабу совка и веника, я едва не пропустила дюжую фигуру в ярко-зеленом лыжном костюме и поняла свою ошибку, только когда рослая спортсменка остановилась перед открытой калиткой, сдернула с рыжеволосой головы вязаную шапочку, шумно хлопнула себя ею по болоньевым бокам и басовито рявкнула:

– Куда коврик с порога уволокли, ироды? Небось уже тонну грязи в дом натащили!

Назвать эту грозную валькирию Верочкой у меня язык не повернулся.

– Вера? – робко позвала я.

– Ну? – обернулась валькирия.

– Можно с вами минуточку поговорить?

– Ну!

Мы сошлись на полпути между углом забора и калиткой. Десяти шагов мне хватило, чтобы обрести своеобычное присутствие духа, а перспективный зачин для беседы я успела придумать за время подзаборного сидения:

– Вера, вы теперь останетесь с Ладой или будете искать другую работу?

– Есть предложение? – Вера окинула меня длинным, с ног до головы, оценивающим взглядом.

Я не дрогнула, точно зная, что мой внешний вид уверенно засвидетельствует мою платежеспособность.

– Ну, не знаю, – закончив осмотр, сказала Вера. – Есть ли мне резон со старой хозяйкой оставаться, надо еще подумать. Деньги-то хозяин в дом нес, кто теперь платить будет, непонятно.

– А вам много платили?

– Десять. И еще за генеральные уборки, и отдельно каждый день на хозяйственные расходы. А что?

– Не десять. Максимум восемь! – оценив острый прищур глаз валькирии, предупредил меня внутренний голос. – Не дай себя надуть, сразу видно, что эта особа денежки очень любит!

– И хорошо, – кивнула я.

Верино неравнодушное отношение к денежным знакам облегчало мне продолжение беседы.

– Тысяча, – сказала я, протягивая своей собеседнице соответствующую купюру. – Это только за информацию, есть ли у вашей хозяйки любовник.

– Да! – без малейшей задержки и тени сомнения в голосе ответила Вера.

Банкнота так же мгновенно исчезла в кармане ее зеленой куртки.

Принципиальное согласие сотрудничать и четкий ответ на ключевой вопрос стоили дорого, но ставку за пошаговую разработку темы я сочла правильным существенно снизить:

– Еще пятьсот за опознание, – предложила я, оживляя зажатый в кулаке мобильник.

Цветная фотография Максима Смеловского была у меня в телефонных контактах.

– Он?

– Да!

– Верочка! – Визгливый голос, донесшийся с крыльца, прервал общение, быстро обогащающее валькирию деньгами, а меня знаниями. – Сколько тебя ждать? Ты опаздываешь! Не забыла, что у тебя почасовая оплата?

В дверях, притопывая ножкой, стояла вдовица. Я с удовольствием заметила, что сосновые щетки не дотягиваются до ее белобрысой головы полметра: без вызывающе высоких каблуков раскрасавица Лада была почти карлицей. Я подвинулась ближе к забору, чтобы она не смогла меня увидеть.

– Убила бы ее! – подкатив глаза, прошептала Вера. – Ну, поговорим еще.