Рука и сердце Кинг-Конга

Возмутительный, с точки зрения, гаишника разворот через две сплошные и последовавшая затем дикая гонка к месту предыдущей остановки описанию не поддаются. Выжимая педаль газа, водитель грязно матерился, а в салоне висел хоровой стон, превратившийся в плач, когда мы подъехали к месту расставания с бабками – во всех смыслах.

Разумеется, воинствующих старух на том месте, где их высадили, уже не было. Бесследно исчез и никому толком не запомнившийся тип в кепке, которого слаженный хор пассажиров единодушно объявил вором.

– А вредная бабка – сто пудов, с ним в доле! – развивал тему водитель, вновь следуя по маршруту. – Старая грымза с самого начала нарывалась, искала, за что бы ей зацепиться. Устроила скандал со свалкой и отвлекла внимание от своего подельника! Подлюка из-под люка!

Пассажиры удрученно помалкивали. Я удостоверилась, что понесла не особо большую потерю, лишившись только кошелька с мелочью, и с прищуром разглядывала сумку, прикидывая, нельзя ли замаскировать разрез художественной штопкой или аппликацией. На такие дела большая мастерица Алка Трошкина. У нее и многофункциональная швейная машинка имеется, и руки растут, откуда надо, а не оттуда, откуда у меня лично растут ноги.

– Трошкина, на тебя вся надежда! – с порога объявила я, ворвавшись к подруге.

Алка даже после нападения злодейских горцев не изменила дурной привычке не запирать дверь на замок.

– Что еще? – без энтузиазма отозвалась подруга.

Примерно так утомленный собственным героизмом Брюс Уиллис в кино реагирует на очередную просьбу спасти мир.

– Мне в маршрутке разрезали сумку. Починишь как-нибудь? – Я вошла в комнату и упала на диван рядом с Алкой.

С боков подружку подпирали стопки фотографий, и на коленях она держала кучу снимков, каковые и рассматривала, поочередно извлекая карточки из подола.

– Что смотрим? – заинтересовалась я. – О! Неужели ты наконец распечатала австралийские пленки?!

В январе Алка летала на Зеленый континент, чтобы посмотреть, как идут дела на ее овечьей ферме. Она-то посмотрела, а вот мне до сих пор приходилось довольствоваться исключительно подружкиными рассказами. Иллюстрации к ним пребывали на фотопленках, которые скотовладелица все ленилась проявить.

– Это оно, твое ранчо?

Я выдернула из середины ближайшей стопки первый попавшийся снимок и с неподдельным интересом рассмотрела пейзаж с преобладанием оранжевого: рыжими были и волнистые пустоши, и песчаный берег пересохшей речки, и вечернее небо. На апельсиновом фоне заката очень красиво смотрелось раскидистое черное дерево.

– Красотища! – восхитилась я.

– Да, – сухо ответила Алка, перебирая снимки из другой пачки.

Я заглянула через ее плечо и увидела потрясающий по выразительной силе крупный план однорогого барана, засмотревшегося в объектив, как на новые ворота. На других фото тоже были бараньи и овечьи морды в фас и в профиль, овцы целиком, поодиночке, группами и даже большим коллективом во главе с лохматой собакой и лохматым же загорелым пастырем в джинсовом комбинезоне на голое тело.

– А это кто? – Я, конечно, не пропустила любопытный экземпляр.

– Джон, – безразлично ответила Алка и, заметив мой интерес, пересыпала мне на колени кучку снимков. – А это Джек, он стригаль.

– Что он сделал? – не поняла я.

– Он стриг овец, – безучастно объяснила Алка. – Стриг, стрижет и будет стричь. У него такая работа – стригаль. А это мистер Дэниел.

Мистер Дэниел был запечатлен вблизи открытого огня, на котором жарилась баранья нога.

– Он готовиль? – резонно предположила я. – У него такая работа – он жариль, париль и вариль?

– Он родиль, – усмехнулась Алка. – Мистер Дэниел папа Джона и Джека, и этим его вклад в искусство скотоводства исчерпывается. Мистер Дэниел музыкант, он играет на скрипке ноктюрны собственного сочинения.

– Какой ужас! – Я содрогнулась и потрясла пейзажным фото. – Как можно осквернять такую красоту заунывным пиликаньем?!

– А это Джаспер. – Трошкина подала мне следующий снимок. – Он механик.

– Чиниль, паяль, моторы собираль, – кивнула я.

И тут вдруг до меня дошло, что Алка не случайно рассматривает фотографии австралийских самцов в диапазоне от однорогого барана до бесперспективного престарелого музыканта.

– Трошкина, ты пытаешься на снимках найти ЕГО? – догадалась я. – Вот балда!

– Почему это я балда? – обиделась подружка. – Я логически рассудила, что не могу вернуть из Австралии того, с кем не знакома. Значит, ОН – кто-то из тех, кого я там знаю. А они все здесь!