Кляча в белых тапочках

Возмущенно засопев, я уже привычно плеснула на ватку тройного одеколона, потерла чудодейственным средством лицо и только после этого сняла верещащую трубку.

– А спасибо говорить тебя не учили? – с претензией вопросил невидимый Вадик.

– Слышь ты, благодетель! Меня многим словам не учили, я их усвоила в процессе жизни! Не вынуждай меня грязно ругаться в третий раз за утро! – бесновато зарычала я. – Изыди, сатана! Отойди от телефона и дай мне спокойно собраться!

Шмякнув трубку на рычаг, я злобно зыркнула глазом на ухмыляющегося мужа, глубоко вздохнула, досчитала до десяти и сделала несколько магических пассов над телефоном, заклиная его молчать.

– Глупая скво! – над моим плечом протянулась мускулистая рука. Одним движением Колян вырвал телефонный штепсель из розетки, потом снисходительно чмокнул меня в скальп и любезно подал помадный тюбик. – Вот теперь можешь наносить боевую раскраску совершенно спокойно!

– Это интимное занятие! – возразила я, прихватывая помаду и направляясь в ванную.

Там тоже есть зеркало, раскрашусь, в самом деле, без помех и ехидных зрителей!

– Эй! Ты опять пара напустил! – закричала я, едва шагнув в ванную комнату. – Тут же дышать нечем и не видно ничего!

– Хоть томагавк вешай! – весело согласился Колян.

Застонав, я сорвала с вешалки в прихожей свою сумку и убежала с ней в комнату, чтобы навести макияж, глядя в маленькое зеркальце пудреницы.

Надо же, успела! Едва я закончила рисовать губы, как тут же, в сумке, зазвенел мой сотовый: Вадик любезно сообщал, что машина бьет копытом у подъезда, и они с водителем нетерпеливо ждут меня, чтобы мчаться на съемки в прерии Приозерного.

– Иду, – буркнула я.

И вылетела в теплое сентябрьское утро навстречу леденящим душу жутким приключениям.

Капитолина Спиногрызова умудрилась прожить на свете целый век – и это при том, что с ранних лет всю свою жизнь она много и тяжело работала, пережила революцию, гражданскую, страшный для Кубани голодный двадцать четвертый год, потом недоброй памяти тридцать седьмой, Великую Отечественную войну, послевоенную разруху и много чего еще. Между прочим родила пятерых детей, похоронила двух мужей, вынянчила внуков и еще правнуков тетешкала.

Я смотрела на сухонькую старушку, горбящуюся в глубоком кресле, и не могла поверить, что ей уже сто лет! Слов нет, похожая на богомола бабушка выглядела минимум на девяносто девять, но голубой глаз, напоминающий дымчатый сапфир, словно врезанный в темную деревянную доску, смотрел на гостей живо и внимательно.

Тут нужно пояснить, почему я говорю о глазах бабы Капы в единственном числе. Дело в том, что большую часть праздника старушка провела в темных солнечных очках, очевидно, от яркого света у нее болели глаза. Но в какой-то момент она сняла свои окуляры, и я, глядя на нее в профиль, увидела тот самый сапфирово-голубой глаз. Поглядеть на бабушку без очков в фас я не успела, заботливый внучек старушки немедленно подскочил к ней и снова оснастил окулярами.

На столетний юбилей Капитолины Митрофановны собралось немало народу. В саманном домике из двух скромных комнаток с белеными стенами и маленькими подслеповатыми окошками с трудом помещалось и нынешнее семейство бабули: она сама, ее дочь, тоже уже престарелая, и немолодые внучка с мужем. Поэтому двери в хатку притворили и шумное празднество организовали во дворе.

На порожке хаты в глубоком кресле, наверное, столь же древнем, как его хозяйка, царственно восседала героиня торжества. Несмотря на теплый денек, старушка была одета в длинное глухое черное платье, потертый лисий салоп и обрезанные валенки, для пущей нарядности дополненные красными шерстяными помпонами, ранее явно служившими украшением шерстяных детских шапочек. Голову бабушки прикрывал цветастый платок с бахромой, повязанный под подбородком, надвинутый на лоб и затеняющий все лицо. Это, впрочем, не мешало старушке оживленно вертеть головой, с детским интересом разглядывая присутствующих.

В честь столетия старейшей жительницы не только пригородного поселка Приозерного, но и всего Екатеринодара, из краевого центра прибыли представители муниципалитета и даже один из заместителей губернатора, ответственный за культурно-массовые мероприятия. Разумеется, полно было журналистов – и газетчиков, и радийщиков. Нашего брата телевизионщика тоже хватало. Не упустив возможности получить хорошую рекламу, слетелись спонсоры: банкиры, торговый люд, политики.