Немой свидетель

Voila. Каким ясным, каким удивительно ясным становится все это дело. Доктор, естественно, ничего не подозревал, к тому же, как я выяснил, у него потеряно обоняние, а ведь запах чеснока изо рта – верный симптом отравления фосфором. У него не было никаких подозрений – откуда? Никаких настораживающих обстоятельств не существовало, и единственным, что могло навести его на верный след, было явление, о котором он никогда не слышал или, если бы слышал, счел бы спиритической чепухой.

Теперь, после бесед с мисс Лоусон и сестрами Трипп, я уже не сомневался, что было совершено убийство. Но оставался вопрос: кем? Я исключил из списка служанок – им не хватило бы ума додуматься до такого. Я исключил мисс Лоусон, поскольку в противном случае она вряд ли стала бы уделять столько внимания светящейся эктоплазме. Я исключил Чарлза Аранделла, поскольку он видел завещание и знал, что ничего не получит в случае смерти тетки.

Оставались его сестра Тереза, мистер и миссис Таниос и доктор Доналдсон, который, как мне стало известно, ужинал в доме накануне происшествия с собачьим мячиком.

Вот здесь мне мало что могло помочь, никаких зацепок. Пришлось опереться на психологические моменты убийства и на личность убийцы. Оба преступления были, так сказать, написаны одним почерком. Оба были довольно простыми, хотя продуманы до мелочей и виртуозно проделаны. Для этого требовались некоторые знания, но не бог весть какие. Нужные сведения об особенностях фосфорного отравления заполучить нетрудно и само вещество раздобыть нетрудно, особенно, как я уже сказал, за границей.

Сначала я решил проанализировать действия мужчин. И тот и другой – врачи, и очень неглупые люди. Им ли не знать опасных – а в нашем случае полезных – свойств фосфора, но история с мячиком Боба никак не вязалась с мужской психологией. Такое могла придумать только женщина.

Вероятнее всего, полагал я, Тереза Аранделл. Она обладала определенными задатками – безрассудная, безжалостная и не очень щепетильная. Вполне эгоистичная и жадная до удовольствий. Она привыкла ни в чем себе не отказывать. И как раз в это время ей отчаянно нужны были деньги – для себя и для человека, которого она любила. Из ее поведения я также сделал вывод, что ей известно о том, что ее тетушка убита.

Надо сказать, в ее отношении к брату была некоторая натянутость, впрочем, и с его стороны – тоже. Я полагаю, они просто-напросто подозревали друг друга. Чарлз старался ей внушить, чтобы она призналась, будто она знает о новом завещании. Спрашивается, зачем? Да ведь если она знает, то ее не будут подозревать! А что Тереза? Тереза считала, что Чарлз врет – не показывала ему тетушка никакого завещания! Это уловка, не слишком удачная попытка отвести от себя подозрение, думала она.

По ходу дела я приметил еще одно немаловажное обстоятельство. Чарлз проявил непонятное отвращение к слову «мышьяк». Позже я выяснил, что он расспрашивал старика-садовника о составе различных гербицидов. Ясно, что не просто так.

Чарлз Аранделл заерзал на своем кресле.

– Я думал об этом, – признался он, – но, слава богу, у меня не хватило для этого решимости.

Пуаро кивнул.

– Именно, потому что это не соответствует вашей психологии. Ваши преступления будут всегда преступлениями человека слабого. Украсть, подделать чек – да, потому что это легко, но кого-то убить – нет. Чтобы убить, нужно обладать особым складом ума, способностью сосредоточиться только на одной идее.

Он продолжил свою лекцию:

– Тереза Аранделл обладала, на мой взгляд, достаточной силой ума и волей, чтобы совершить задуманное, но я не мог не принять во внимание и прочие ее качества. К примеру, привычку потворствовать каждой своей прихоти. Жила она свободно и только для себя. Люди подобного склада обычно не решаются на убийство, разве что в порыве внезапного гнева. И все же я был уверен, что гербицид из банки украла именно Тереза Аранделл.

– Я скажу вам правду, – вдруг заговорила Тереза. – Я думала об этом. Я и вправду отсыпала немного гербицида в «Литлгрин-хаусе». На большее меня не хватило! Я слишком люблю жизнь и поэтому не могу лишить кого-то возможности ею наслаждаться. Может, я и никудышный человек, и эгоистка, но есть вещи, через которые я не в силах переступить! Я не способна убить живое существо!

– Верно, – кивнул Пуаро. – И вы не такая уж дурная, какой себя только что изобразили, мадемуазель. Просто вы еще слишком молоды и безрассудны.