22  

– Должно быть, дедушка давно запасся этой «Водкой для знатока» и приберегал ее где-то в личных закромах до вчерашнего дня, – предположила я.

– Деда Степа, как его называют безутешные домашние, был регулярно пьющим и так долго хранить непочатую водочную бутылку мог только в одном случае: если спрятал ее так хорошо, что все полгода искал и не мог найти! – заявил Белов.

– Значит, вчера и нашел, – подытожила я. – Петюша, спасибо тебе за информацию!

– Сам не знаю, зачем я тебе все это рассказал, – проворчал Петя.

– Не уподобляйся Лазарчуку, – попросила я. – Он бука, а ты душка!

– Душка-Петрушка, – обругал сам себя Петя и положил трубку.

Я тоже спрятала мобильник в сумку – как раз вовремя: из-за угла дома к подъезду вывернула Иркина «шестерка». Не заметив меня на лавочке, подруга посигналила.

– Не гуди, я уже тут! – я подскочила к машине, распахнула дверцу и шлепнулась на сиденье, оказавшееся неожиданно очень мягким.

– Слезь с Мурдава: испортишь ему товарный вид! – строго сказала Ирка, левой рукой выворачивая руль, а правой бесцеремонно выдергивая из-под меня шуршащий пакет.

– Что ему сделается, он же мягкий! – отмахнулась я.

– Мягкий, но с твердым языком, – напомнила подруга.

Я перегнулась через сиденье и заглянула в пакет. Ирка привычно свернула Мурдава на манер садового шланга и даже перетянула получившуюся бухту скотчем. Сверху помещалась Мурдавья голова с разинутой пастью, высунутым языком и выпученными белесыми глазами.

– Ты не слишком туго перетянула его скотчем? – хмыкнула я. – Он выглядит, как висельник!

– Значит, нормально выглядит, – Ирка тоже хмыкнула. – Ты не представляешь, до чего мне интересно посмотреть на придурка, который по доброй воле согласится это купить!

– Аналогично, Ватсон! – сказала я.

Наш общий интерес к личности потенциального покупателя Мурдава значительно возрос, когда выяснилось, что Афанасий Драгонский-Суржиков проживает в купеческом особнячке начала прошлого века. Ирка сочла это обстоятельство признаком высокой платежеспособности покупателя, а меня заинтриговал сам облик здания. Исторически присущий ему стиль ампир был весьма оригинально осквернен новенькими водосточными трубами из сияющей оцинковки. Водостоки причудливо извивались под крышей и сползали к тротуару широко разинутыми полнозубыми пастями. Из пастей сочились тонкие водяные струйки, неприятно напоминающие чье-то обильное слюноотделение. Поежившись, я обошла ближайшую металлическую морду стороной, поднялась на высокое крыльцо и после некоторых колебаний придавила пальцем кнопку дверного звонка, слишком натуралистично стилизованную под полупрозрачный желтый глаз с вертикальным зрачком.

– Прошу вас, милые дамы, прошу! Добро пожаловать в мою скромную обитель! – хозяин дома возник на пороге мгновенно и сразу же пригласил нас в комнаты.

Шаркая выданными хозяином домашними тапочками, милые дамы проследовали в то помещение скромной обители, которое, вероятно, выполняло функции гостиной. Там мы с Иркой присели на крутобокий диван, обитый шелком огненного цвета. Ткань была скользкой, и я, едва усевшись, чуть-чуть не скатилась на пол, да так и осталась бы там лежать, рассматривая покрытие, если бы Ирка не втащила меня обратно.

На полу лежал превосходный шерстяной ковер, рисунок которого выдавал работу отечественных мастеров. На ковре был изображен злой гений древнерусского фольклора, огнедышащий Змей Горыныч, только голов у него было почему-то не три, как в сказках, а четыре. Все они расходились от центра ковра в углы, количество которых, надо полагать, и обусловило новую трактовку образа Змея.

– Гм-гм! – выразительно кашлянула Ирка, обегая взглядом стену напротив дивана.

Я с трудом оторвалась от созерцания Змея Коврыныча и подняла голову. С наших сидячих мест открывался превосходный вид на плотные ряды живописных полотен, офортов, акварелей, постеров и прочих более или менее художественных произведений разной степени шедевральности, но общей тематики. Все они представляли собой изображения драконов и подобных им рептилий.

Устроена эта оригинальная выставка была бессистемно – или же мне просто не удалось постичь художественный замысел автора экспозиции. Во всяком случае, в центральной части стенда странным образом соседствовали рекламный плакат известного кинофильма «Годзилла», черно-белый японский рисунок тушью, рентгеновский снимок скелета не опознанного мною динозавра и помещенная под стекло страница романа Клиффорда Саймака «Заповедник гоблинов» – с тремя строчками незабываемого текста под великолепной иллюстрацией, изображающей дракона, по-йоговски возлежащего на зубчатой стене замка.

  22  
×
×