Автобиография

Монти был в восторге. Он собрал всевозможные путеводители. Мы с Мэдж понимали, что было бы жестоко просить миссис Тейлор не покидать Дартмур, хоть сама она ничуть не возражала и охотно осталась бы:

— Не могу же я сейчас бросить капитана Миллера!

Итак, чтобы всем было хорошо, мы решительно отмели грандиозные планы Монти и сняли для них с миссис Тейлор несколько комнат в небольшом пансионе на юге Франции. Я продала его дом и посадила их на Голубой экспресс. Они оба светились радостью, но, увы, миссис Тейлор простудилась в дороге, у нее развилось воспаление легких и через несколько дней она умерла в больнице.

Монти тоже попал в больницу в Марселе — смерть миссис Тейлор подкосила его. Мэдж, понимая, что нужно что-то предпринять, но не зная, что именно, отправилась к нему. Медсестра, присматривавшая за Монти, оказалась очень славной женщиной и вызвалась что-нибудь придумать.

Неделей позже мы получили телеграмму от банковского поверенного, которому было поручено вести все финансовые дела Монти. Он сообщал, что, как ему кажется, выход найден. Мэдж была занята, поэтому на встречу с поверенным отправилась я. Он пригласил меня пообедать, был исключительно любезен и готов к услугам, однако его явно что-то смущало. Я не могла понять, что именно. Но в конце концов причина его замешательства открылась: он не знал, как сестры Монти отнесутся к тому, что он должен сообщить. Медсестра, Шарлотта, предложила забрать Монти к себе и ухаживать за ним. Поверенный, видимо, опасался взрыва ханжеского негодования с нашей стороны — как мало он нас знал! Мы с Мэдж готовы были в порыве благодарности броситься Шарлотте на шею. Мэдж, познакомившись, сразу же к ней привязалась. Шарлотта прекрасно справлялась с Монти — и ему она тоже нравилась. Ей удавалось контролировать даже его расходы, тактично выслушивая и пропуская мимо ушей его авантюрные планы, например, поселиться на большой яхте и прочим в том же роде.

Умер он совершенно неожиданно, от кровоизлияния в мозг, в кафе на набережной, и Мэдж с Шарлоттой вместе плакали на его погребении. Его похоронили на Военном кладбище в Марселе.

Думаю, Монти до самого конца наслаждался жизнью.

Воспоминания о Монти сблизили нас с полковником Дуайером. Бывало, я ужинала у него. Иногда он приходил поужинать со мной в отеле, и наши разговоры всегда вертелись вокруг Кении, Килиманджаро, Уганды, озера Виктория и, конечно, моего брата.

Решительно, по-военному, полковник Дуайер строил планы моей следующей заграничной поездки.

— Я организую для вас три отличных сафари, — говорил он. — Мы должны определить время, удобное для нас обоих. Думаю, я встречу вас где-нибудь в Египте, затем с караваном, на верблюдах, мы пройдем через Северную Африку. Это займет два месяца, но путешествие будет великолепным — вы его никогда не забудете. Я поведу вас в такие места, о которых все эти хвастливые гиды и слыхом не слыхивали, — мне в этой стране известен каждый уголок. Потом мы отправимся в глубь страны.

И он продолжал описывать маршруты наших путешествий, преимущественно на воловьих упряжках.

Иногда меня одолевали сомнения: смогу ли я выдержать все, что предначертал полковник. Быть может, оба мы догадывались, что это скорее лишь грезы. Думаю, он был одинок. Полковник Дуайер вышел из рядовых, сделал блестящую военную карьеру, постепенно отдалился от жены, которая не желала покидать Англию; единственное, чего она хотела, рассказывал он, это жить в уютном маленьком домике на уютной маленькой улочке. А когда он приезжал домой в отпуск, дети не обращали на него никакого внимания. Его страсть к путешествиям по диким местам они считали блажью и идиотизмом.

— В конце концов, я послал ей столько денег, сколько она хотела, и детям на образование. Ну а я не могу жить без всего этого — без Африки, Египта, Северной Африки, Ирака, Саудовской Аравии… В них — моя жизнь.

Однако, полагаю, одиночество его не тяготило. У него было чувство юмора, и он рассказал мне несколько очень забавных историй о разных местных интригах. В то же время, в известном смысле, он был весьма светский человек. Набожен, сторонник строгой дисциплины, имел весьма суровые понятия о том, что хорошо и что плохо. Ему очень подошло бы определение — старый шотландский пуританин.

Наступил ноябрь, погода начала портиться. Не было больше томительных жарких, солнечных дней, иногда даже шли дожди. Я заказала билет домой и с сожалением прощалась с Багдадом — но я не очень грустила, так как уже строила планы возвращения. Супруги Вули намекнули, что были бы рады принять меня на будущий год, а на обратном пути мы могли бы вместе совершить увлекательное путешествие; получила я и другие предложения.