Автобиография

Вероятно, в тот момент так оно и было, но ситуация меняется. Я никогда не обладала профессиональным взглядом на вещи, не могла точно запомнить даты жизни ассирийских царей, но меня всегда страшно интересовал человеческий аспект того, что открывает археология. Я с волнением брала в руки маленькую фигурку собачки, найденную под крыльцом раскопанного дома, на которой были вырезаны слова: «Не раздумывай, кусай!» Очень верный девиз для сторожевого пса. Он встречается и на глиняных табличках рядом с фигуркой смеющегося человека. Интересны таблички-контракты, проливающие свет на то, как и где можно было продать себя в рабство или на каких условиях усыновить ребенка. Из других табличек мы узнали о том, что в крепости Шалманезер был зоопарк, и из всех военных походов воины привозили для него разных экзотических животных, а также саженцы необычных растений и деревьев. Жадная до такого рода находок, я была в восторге, когда нашли каменную плиту с описанием пира, устроенного царем, где перечислялось все, что на нем ели. Самым странным казалось мне то, что к сотне баранов, шестистам коровам и массе прочей еды подавали всего лишь двадцать караваев хлеба. Почему так мало? И зачем вообще эти караваи?

Мне никогда не хватало археологической учености, чтобы оценить пласты, планы раскопок и тому подобное, обсуждаемое современными научными школами с таким жаром. Я безо всякого смущения признаю, что меня интересуют только ремесленные поделки и предметы искусства, которые достают из-под земли. Понимаю, что первое, быть может, и важнее, но для меня самое большое очарование всегда таится в изделиях рук человеческих: маленькие дарохранительницы из слоновой кости, на которых по кругу вырезаны музыканты со своими инструментами, фигурка мальчика с крыльями, замечательная головка женщины — уродливой, но полной жизненной силы и характера…

Нам отвели часть дома шейха, дом стоял между раскопом и Тигром. У нас была комната внизу, где мы ели и держали вещи, рядом с ней — кухня, две комнаты наверху: одна наша с Максом, другая, крохотная, над кухней, — Роберта. По вечерам я проявляла негативы в столовой. Макс и Роберт должны были в это время находиться наверху. Каждый раз, когда кто-то из них ходил по комнате, с потолка в ванночку с проявителем падали кусочки глины. Прежде чем приступить к следующей серии снимков, я поднималась к ним и гневно выговаривала: «Помните, что я проявляю как раз под вами. Как только вы начинаете ходить, что-то падает с потолка. Неужели нельзя разговаривать, не двигаясь?»

Однако, беседуя, они обычно приходили в крайнее возбуждение, бросались к чемодану, чтобы достать оттуда какую-нибудь книгу и в ней найти убедительный аргумент, и на меня снова летели куски грязной глины.

Во дворе было аистиное гнездо, и аисты, спариваясь и хлопая крыльями, производили жуткий шум и какие-то щелчки, напоминавшие хруст костей. Аистов на Ближнем Востоке почитают, относятся к ним с большим пиететом.

Уезжая по окончании первого сезона, мы приготовили все, что нужно для строительства дома-мазанки прямо на кургане. Кирпичи были слеплены из жидкой глины и земли и разложены для просушки. Припасли и покрытие для крыши.

По возвращении мы с гордостью осмотрели свой дом. В нем была кухня, рядом — общая столовая и гостиная, а дальше — рабочая комната для находок. Спали в палатках. Пару лет спустя мы сделали пристройку к дому: небольшой кабинет, где перед окном, через которое рабочим выдавалась их дневная зарплата, стояла конторка, а у противоположной стены — стол для специалистов по эпиграфике; дальше — комната для рисования и рабочая комната, где на подносах лежали находки, требовавшие реставрации. Кроме того, здесь, как обычно, устроили собачью конуру, в которой несчастный фотограф вынужден был проявлять пленки и заряжать камеру. Время от времени неизвестно откуда налетал страшный ветер и поднимал песчаную бурю. Мы мгновенно выскакивали из дома и изо всех сил вцеплялись в палатки, а с мусорных ящиков тем временем срывало крышки. Кончалось тем, что палатки с громким хлопаньем заваливались, погребая нас под своими складками.

Спустя еще пару лет я обратилась с просьбой разрешить мне пристроить еще одну маленькую комнатку лично для себя, я и за строительство собиралась сама заплатить. За пятьдесят фунтов мне соорудили из саманных кирпичей маленькую квадратную комнатушку, и именно в ней я начала писать эту книгу. В комнате было окно, стул с прямой спинкой и большое кресло фирмы «Минти», настолько дряхлое, что сидеть в нем нужно было осторожно — зато очень удобно. На стену я повесила две картины молодых иракских художников. На одной была изображена печальная корова подле дерева, другая, на первый взгляд, представлялась калейдоскопом пятен всех возможных цветов или лоскутным одеялом, но, присмотревшись, можно было увидеть, как из этого многоцветья выступают два ослика, которых хозяин ведет через сук, — меня эта картина очаровала. Пришлось ее оставить там, потому что она всем очень нравилась и ее перевесили в общую гостиную. Но когда-нибудь я хотела бы получить ее обратно.