42  

– Погоди, Инночка, может быть, не Вика, а Мика? – переспросила Глаша.

– Ну может, мы с ней близко не познакомились, – кивнула Верблюдовская. – Так вот… сказал и… исчез в неизвестном направлении.

– Инночка, а что, направление в самом деле неизвестное? – допытывалась Глаша. – Не поверю, что он тебе не оставил телефончик! Ты же всегда… всегда м-м-м… занимала в его сердце особое местечко, а?

Верблюдовская смущенно заиграла морщинками, стыдливо посмотрела на Глашу, потом на Ангарова и наконец пролепетала:

– Ну-у… если уж ты, Глашенька, нашла свою новую любовь…

– Да! Она нашла! – пылко воскликнул Ангаров, ухватил Глашу за воротник дубленки, притянул к себе и крепко поцеловал в нос. – Она нашла! И что тогда?

– Тогда уже не стоит мне скрывать своих отношений с Рудольфом. Он мне шепнул, когда уходил: прощай, говорит, моя белочка, я скоро уеду, но тебя не забуду! И я подарила ему свой кулон на прощание. Такой большой, помнишь, Глашенька, у меня был? Он сам об этом попросил. В память о нашей пылкой любви.

– Это понятно, а пока Рудик не уехал, где он собирается жить? – нетерпеливо перебила ее Глаша.

– Н-не знаю… Может быть, на даче… ну, где мы с ним встречались? – пожала плечами Верблюдовская.

– Господи, а вы еще и на даче встречались? – ошарашенно переспросила Глаша. – Каждый день на репетициях и еще на даче? Кто же вас возил? У него машины нет, ты не водишь…

– Я вожу, – возмутилась Инна. – Я и возила. А репетиции у нас не каждый день были. Это мы только на дачу… каждый день ездили, пока муж у меня машину не отобрал. Наверное, выдумал что-то там себе. Он меня вообще ревнует к каждому столбу!

– А где эта дача? – живо поинтересовался Ангаров. – Как ехать туда?

– Станция Замятино. Там улица Зеленая. Нет, сейчас-то она белая от снега, но… все равно Зеленая. И домик с башенками!

– И забор плетеный, – подсказала Глаша.

– Правильно! – обрадовалась Верблюдовская. – Плетеный! Рудик еще думал, что его можно приспособить к нашей новой декорации! А тебя он тоже туда возил?

– Я сама ездила, – вздохнула Глаша. На душе было так гадко, хоть кричи в голос. – Это дача Димки, брата моего. Он нас туда приглашал не один раз.

– А Рудик ничего такого мне не говорил. Правда, я помню, что, когда мы с ним туда ездили, он очень переживал, что ему приходится… быть с тобой нечестным. Как же его это мучило! Он прямо так и говорил, чего ж она, ты, Глаша, чего ж она ни фига не видит-то?! Никак у нее близорукость старческая началась?

– Счастливо тебе, Инночка, – помахала ей рукой Глаша и торопливо зашагала вперед. Больше слушать эту бабу просто не было сил.

Ангаров быстро догнал Глафиру и крепко взял ее под руку.

– А где жуткие причитания: «И на кого ты меня покинул, сиротинушку?» Давай, начинай.

– Что ты прицепился ко мне? – повернулась к нему Глаша. – Идешь рядом и иди! То эта жилы рвала, то теперь ты еще!

– А я не рву, я помогаю. Давай же, плачь! А хочешь, я начну?

– Ты-то чему радуешься? Тебя бросили, обобрали до нитки, а ты еще тут скалишься! – выдернула локоть из его руки Глаша. – Сам и вой! Твоя же красавица тут делов наворотила!

– Ну да, это она может… наворотить, – кивнул Ангаров. – А зато твой прощелыга, как телок, – куда повели, за тем и пошел! Моя хоть активистка! Сама впереди планеты всей! А твой… даже у бабуси кулончик снять не побрезговал. Мародер!

– Не мародер, а крохобор! Слова-то выбирай! И вообще! – разозлилась Глаша. – Твоя крыса вся такая фря, а на нищего артиста позарилась! Что ж ты за ней не уследил? Мой-то хоть из-за любви…

– Ну уж, коне-ечно! – обиженно протянул Ангаров. – Твой из-за любви! К деньгам! Это у моей чистые и светлые чувства – она взяла и все бросила! И меня! И квартиру! И деньги!

– Только карточку с собой прихватила да документы, – напомнила Глаша. И вдруг осеклась: они совсем, что ли, с ума сошли с Ангаровым? Идут и выясняют, чей супруг порядочнее! А эти супруги их оба взяли и скинули, как стоптанные башмаки. И она, Глаша, на фиг не нужна своему благородному Рудику, и Ангаров тоже… не нужен Мике, даже с деньгами.

– Они оба хороши, – пробубнила Глаша.

– Точно, – вздохнул Ангаров. – Вон тебя, такую страшненькую, а ведь любил же, если столько времени с тобой прожил. Я бы и дня не смог.

– Не переживай, и твоя Мика… она тебя ценила… за деньги, конечно, ну так ведь хоть за что-то…

Они пришли домой взъерошенные. Друг друга просто не хотелось видеть. А уж разговаривать и подавно.

  42  
×
×