Пишущая судьбы

— Ты родишь свою малышку. Вот увидишь, — успокаивающе сказал Всеволод, укладывая меня в кровать.

Устроившись рядом со мной, он обнял меня и нежно прошептал:

— Ты осознала свои ошибки, а это само главное. Теперь тебе их надо исправлять, и ты с этим справишься. Я верю в тебя. Успокойся и не рви себе нервы…

Закрыв глаза, я прижималась к Всеволоду, чувствуя, как тепло его тела согревает меня, а от его ласкового шепота на душе становиться легче. Прислушиваясь к спокойному стуку его сердца, я почувствовало, что и моё сердце стало биться спокойней, и боль начала отступать.

— Поспи, я буду рядом и больше тебе ничего не присниться, — пообещал он, и я ощутила, как по телу разливается мягкой тепло.

"Всё же он хороший" — засыпая, думала я.

Глава 7

Проснулась я чувства тяжести. "Что за фигня? Меня что придавило бетонной плитой?" — спросонья подумала и открыла глаза.

Я лежала на животе, а вплотную придвинувшись, а вернее практически наполовину на мне, лежал Всеволод и мирно посапывал во сне, крепко прижимая меня к себе. Вспомнив всё, я с интересом посмотрела на него. "Хм, ведь может, когда хочет, быть не только нормальным, а и очень нежным и ласковым".

После кошмара я всегда долго не могла прийти в себя, и во сколько бы ни легла, и как бы ни хотела спать, вставала с кровати, боясь, что если засну, то увижу и момент падения самолёта. Сегодня впервые за год я заснула после кошмара и мне ничего не снилось.

Сейчас, когда Всеволод спал, я внимательно посмотрела на него и улыбнулась. Во сне выражение его лица изменилось, и таким он мне определённо нравился. Четко очерченные черты лица, волевой подбородок, густые ресницы, прямой нос — всё это, без его противной ухмылочки воспринималось по-другому. "Интересно, а сколько ему лет? Выглядит лет на двадцать семь".

Лежа в его объятиях, я ощутила спокойствие. Последний раз я просыпалась с таким чувством, когда жива была бабушка. Тогда жизнь казалась простой и радостной. Никаких забот и проблем. Бабушка всегда находила доброе слово для меня, чтобы я не сделала, но и умела мягко поругать за проступки, а самое главное, я всегда знала, что у меня есть родная душа на этом свете, которая меня постарается в первую очередь понять, а не осудить. И вот, спустя три года это чувство защищённости вернулось.

"Может завтрак ему приготовить? Да! Напеку блинчиков. Всё же он не стал меня осуждать за тот самолёт и за всё остальное". Как можно осторожнее я попыталась высвободиться из его объятий и, перевернувшись на спину, аккуратно приподняла его руку.

— Мм… Инга ещё рано… Давай поспим, — сонно пробормотал он, и снова прижал меня к себе.

— Чтоб тебя! — зло сказала я и, сбросив его руку, вскочила с кровати.

Чужое женское имя меня разозлило и я, набросив халат, выскочила из спальни.

— Инга, ещё рано. Давай поспим, — пробормотала я, стараясь перекривлять Всеволода.

Когда тебя с утра называют не твоим именем в собственной кровати, приятного мало. Но блинчики я решила всё же приготовить, потому что после кошмара, он повёл себя нормально, и за это я была ему безмерно благодарна. Быстро сделав тесто, и приступив к жарке, я попыталась убедить себя, что мне плевать на Всеволода и на его Ингу, но внутри сидел какой-то мерзкий червячок и грыз меня. "А так всё хорошо начиналось! И было так спокойно на душе и вот те, пожалуйста — Инга" — тяжело вздохнув, я выложила очередной блин на тарелку.

— Запах изумительный, — раздался приятный голос за спиной. — Значит, готовить ты всё же умеешь. Это радует.

— Рано радуешься, — непринуждённо бросила я. — Это только сегодня — как благодарность за проявленное сочувствие и понимание.

— А если и завтра я проявлю сочувствие и понимание, или покажу свои другие положительные качества, ты снова приготовишь мне завтрак? — хитро спросил Всеволод.

— Это вряд ли. Я к тебе в кухарки не нанималась.

— Ладно, время покажет, что будет завтра, — примирительно ответил он и, заглянув в кастрюльку, добавил: — Минут десять у меня есть, как я понимаю, поэтому я в душ.

К тому моменту как он вышел оттуда, я уже поставила блины на стол, и начала их уплетать за обе щёки, не дожидаясь своего утреннего утешителя.

— Эгоистка, — весело бросил он. — Могла бы и меня подождать.

— Ещё чего, обойдёшься.

— А где моя тарелка, варенье и чай? — сев напротив меня, спросил он. — Неужели за моё участие мне полагаются только блины, без остального сервиса?