33  

— Пошли.

Я презрительно улыбнулась ему в спину. «Он, что на самом деле думает, что я надорвусь, если сама понесу свою сумку? Или, сяду и буду плакать из-за его тона? Не знаешь ты меня ещё, мальчик!» — злорадно подумала я, взяв свою сумку в руки, вышла из квартиры.

На улице было холодно, и дул сильный ветер. И пока мы дошли до стоянки с машиной, я замёрзла. «Вот урод, специально ждал пока я приму душ, а потом вытащил меня на улицу! Мелочный эгоцентрик!».

Я села на заднее сиденье машины, и стала отстранённо смотреть в окно, пытаясь согреться. Но Гера, как специально, приоткрыл окно, и когда мы разогнались, создалось такое впечатление, что я сижу в аэродинамической трубе. Уши замёрзли окончательно, и начался насморк. Конечно, будь я умнее, я бы попросила Геру закрыть окно, но мне казалось, что он именно этого и ждёт. А остатки гордости не позволяли мне просить его о чём-то. «Блин, вот возьму и заболею! И посмотрим, как ты будешь крутиться, как уж на сковородке, когда я начну пускать сопли пузырями, и чихать на тебя своими бациллами!» — раздраженно подумала я, пытаясь хоть как-то согреть руки.

Проснувшись утром, первое, что я почувствовала — это головная боль, и боль в горле. Я действительно подхватила простуду. «Ну и пусть! Может, сдохну раньше времени!» — отстранённо подумала я.

К обеду уже начало закладывать уши и боль из горла переместилась в бронхи, поэтому, когда мы въехали в какой-то город я сказала:

— Останови мне возле ближайшей аптеки.

— Обойдёшься, — грубо ответил Гера. — Мы и так потеряли много времени.

От его слов и тона мне захотелось вцепиться в его волосы, и пару раз ударить его переносицей об руль, но я себя сдержала. «Хватит, ты и так уже вела себя неуравновешенно. Последствия были позорными. Надо держать себя в руках» — стиснув зубы, я отвернулась от Геры и стала смотреть в окно. А к вечеру у меня начала подниматься температура. И мне становилось всё хуже и хуже. Радовало только одно — Гера не разговаривал со мной и не пытался меня хоть как-то поддеть. Мы оба старательно делали вид, что не замечаем друг друга. Хотя был один момент, который меня разозлил — он ни разу не предложил мне остановиться и поесть. Это лишний раз подтверждало мою версию о том, что он ждёт, пока я сама об этом попрошу. А просить я больше не собиралась, хватит и просьбы об аптеке. «Лучше умереть от голода или болезни, чем ещё хоть раз обратиться к нему!».

На следующий день я проснулась окончательно разбитой. Бронхи болели так, что я боялась кашлянуть, нос заложило полностью, уши болели, а вместе с ними и голова. Я просто лежала на заднем сиденье и старалась не шевелиться и не открывать глаза. К обеду Гера, по-видимому, решил проявить сознательность, и пренебрежительно спросил:

— Есть хочешь?

— Обойдусь, — из последних сил ответила я, повторяя его слова. — Мы и так потеряли много времени!

— Как хочешь! — презрительно бросил он. — Больше предлагать не буду!

Мне уже действительно не хотелось есть. Хотелось забиться под какую-то корягу и тихо умереть. Состояние было ужасное. Судя по всему, температура уже была больше 38 градусов, и я это состояние всегда называла «плавающим». Я балансировала между сном и реальностью — я то приходила в себя, то проваливалась в состояние между сном и дрёмой. Обычно, когда я начинала болеть, я загружала холодильник полуфабрикатами, потом ложилась в кровать, и спала по пятнадцать часов в сутки, просыпаясь только для того, чтобы поесть и принять лекарства. Сейчас же, Гера полностью отбил у меня желание есть, и мне оставалось только спать.

— Майя?! — над ухом раздался голос Геры, и я с трудом открыла глаза. — Ты, похоже, заболела. Я снял нам квартиру.

— Какая забота! — я попыталась вложить в свои слова сарказм. — И какая наблюдательность!

Он помог мне выйти из машины, и я, пошатываясь, вошла в подъезд. На улице уже было темно, и я поняла, что проспала почти целый день.

В квартире я сняла с себя верхнюю одежду и, забравшись под одеяло, попыталась согреться, но меня уже начал бить озноб, и зубы начинали отбивать чечётку. Я закрыла глаза и попыталась взять себя в руки, чтобы не трястись.

— Майя, ты вся горишь, — Гера присел на кровать, и положил мне руку на лоб. — У тебя температура.

— Да ты что?! — колко прохрипела я, а потом с иронией добавила. — Давай только без этой лицемерной показушной заботы.

— Раз ворчишь, значит, жить будешь, — ласково произнёс Гера, и положил свои ладони на мои щёки. Мне стало чуть легче. — Какие же вы люди слабые.

  33  
×
×