Мост длиной в любовь

На мои глаза навернулись слезы, но в этот момент мне было безразлично, что думает обо мне Грэм Фэрроуз. Но, когда я почувствовала, как его ладонь мягко касается моих волос и задевает мою щеку, я поняла, что мне это далеко не безразлично. Я уже не могла сказать, что думала о ком-то другом. Нет, признаюсь, я думала только о Грэме Фэрроузе, который совершенно непостижимым для меня образом превратился из доктора в мужчину. В мужчину, чьи прикосновения пробуждали во мне сумасшедшую нежность. В мужчину, которому я смогла довериться. В мужчину, чей поцелуй я приняла бы как самый дорогой подарок. Подарок судьбы. Или случая. Как знать?

Грэм осторожно коснулся моего подбородка и повернул к себе мое заплаканное лицо. Я жадно вчитывалась в его глаза, пытаясь понять, сделает ли он то, чего в тот миг я так страстно желала. На секунду мне показалось, что его глаза, еще совсем недавно казавшиеся мне лишенными жизни, осветила яркая вспышка. Мне почудилось, что его красивые большие губы оживают в улыбке и тянутся к моим губам. И в это мгновение я не думала ни о ком другом, только о докторе, моем докторе, мрачном и странном, ласковом и нежном, — полной противоположности самому себе.

Лицо Грэма приблизилось к моему. Ну что ты медлишь?! Поцелуй же меня! Конечно, я ни за что бы не осмелилась произнести это вслух. Но он, кажется, не собирался целовать меня. Грэм глядел в мои глаза, и только ему самому было ведомо, что именно он хочет в них увидеть.

— Вам уже лучше, мисс Притчард? — Этот вопрос буквально швырнул меня с небес на землю.

Я почувствовала себя человеком, которого выкинули из самолета, не проверив наличие парашюта. Надо сказать, Грэм Фэрроуз выбрал весьма странный способ излечить меня от страданий. Я слышала, что поцелуи продлевают жизнь, но ведь он даже не поцеловал меня!

— Да, мне уже лучше, — пролепетала я и попыталась собрать по осколкам свое разрозненное сознание.

Что это было? Сиюминутное влечение или настоящее сильное чувство? У меня не было возможности раздумывать об этом тогда. Мне снова пришлось отвести взгляд от Грэма, иначе он неизбежно прочитал бы все мои мысли. Жаль, что я так и не научилась читать по глазам то, что люди действительно думают и чувствуют…

— Мисс Притчард, я… — Грэм Фэрроуз не успел закончить фразу.

Чудо, ради которого мы оба сидели в этом зале, наконец-то свершилось: наша добрая старушка начала подавать признаки жизни. Вначале она выпрямилась, затем внимательно посмотрела на нас с доктором, а потом произнесла:

— По-моему, мне приснился кошмар.

После этой фразы мы с Грэмом услышали подробный пересказ «страшного сна», который видела Мажетта. Оказалось, что наша старушка панически боится пауков. Этот страх — арахнофобия — преследовал мисс Спаулер едва ли не всю жизнь. И даже визиты к психоаналитику не спасли несчастную женщину от ужаса перед пауками.

Маленькая Мажетта приехала на ферму к бабушке, где решила исследовать погреб. В погребе ей на плечо уселся огромный паук — девочка замерла от страха и не могла даже пошевелиться. Паук пополз по ее руке, Мажетта закричала, и на крик прибежали взрослые.

Страшная сказка в общем-то закончилась хорошо, но с тех пор Мажетта Спаулер частенько возвращалась к ней в кошмарных снах, а при виде даже самых маленьких пауков испытывала такой панический ужас, что мало кто из тех, кто хорошо ее знал, рискнул хотя бы произнести при ней слово «паук».

Стоит ли говорить о том, какой шок испытала несчастная женщина, когда увидела на своем одеяле огромного мохнатого паука, которого позже Клеманс Стархейм поймал с помощью обыкновенной банки?

К счастью, успокоительное подействовало, шок прошел, и теперь старушка чувствовала себя гораздо лучше. Правда, она наотрез отказалась возвращаться в свою комнату, поэтому мы с Фэрроузом уложили ее на мою кровать.

Дождавшись, когда Мажетта уснет, я вернулась в зал и, свернувшись калачиком на диване, наконец-то заснула сама. А утром, когда меня разбудило уже ставшее привычным нытье Лив Такер, я не без удивления обнаружила, что укрыта теплым одеялом, пропахшим табачным дымом…

7

Увы, паршивый ужин, за который нас с Клемансом непременно закидали бы тухлыми помидорами, если бы эти самые помидоры были в наличии, ничем не помог Лив Такер: утром она обнаружила в зеркале все те же симптомы, с которыми просыпалась все время, что провела на острове.