Вестник счастья

Хани улыбнулась сквозь слезы.

— Конечно, дорогой. — Она прижала к себе хрупкое тельце сына. — И все-таки мне бы было спокойнее, если бы я встретила тебя завтра на остановке.

— Нет, мам, пожалуйста, не надо. Обещай, что не придешь!

Хани заглянула в глаза сына, полные решимости.

— Ты уверен, что так будет лучше?

— Да, уверен.

Закончив обрабатывать ссадины Люка, она спросила:

— Хочешь, я приготовлю тебе чего-нибудь вкусненького? Чего бы тебе хотелось?

— Вообще-то у меня что-то нет аппетита. Ну, может, картошку с жареной курицей и твое овсяное печенье.

Хани улыбнулась.

— Нельзя сказать, что у тебя плохой аппетит. Тревога в ее голосе уступила место облегчению. — Тогда иди отдохни, а я пока приготовлю обед.

Спустя полтора часа, когда Люк сидел за письменным столом и что-то писал в тетради, Хани заглянула в комнату, держа в руках куртку.

— Одевайся, дорогой. Мне нужно по делам, и я хочу, чтобы ты пошел со мной.

— А куда?

— Я должна навестить мистера Веста.

Глаза Люка округлились от удивления.

— Это из-за меня, да?

— Да, дорогой.

— Но ты же с ним не справишься. Он сильнее тебя.

Хани поневоле улыбнулась предположению сына, что она намеревается побить Веста-старшего.

— Нет, конечно, зато я могу высказать ему все, что думаю об этом.

— Ты уверена, мам? — Люк вскочил со стула и побежал за матерью.

— Да. Мне необходимо сказать все, что я думаю по этому поводу мистеру Весту и его сыну.

Люк вскочил со стула и побежал за матерью. Когда Хани открыла дверь, что-то большое и лохматое метнулось прямо к ним — это был Геркулес.

— Опять ты, Геркулес. Ну, заодно и тебя отправим домой.

— Он нас любит больше, чем своих хозяев. Правда, мам?

— Собаки умеют распознавать хороших людей, — усмехнулась Хани.

Она забралась в джип, свистнула, подзывая Геркулеса, и попыталась завести машину. Мотор взревел и тут же заглох, вторая попытка тоже не увенчалась успехом. Только с третьей мотор завелся, и они, проехав через задний двор, выехали на дорогу. Несмотря на наступление весны, было довольно холодно и туманно. В такую погоду не хотелось никуда выходить из дому. Хани вспомнила о насмешках Джерри над ней и угрозах Рея ее сыну и подумала, что с превеликим удовольствием свернула бы шеи им обоим. К тому времени, когда они доехали до дома Вестов, все в ней просто кипело.

— Люк, подожди меня в машине. Я скоро вернусь, — сказала она сыну.

— Хорошо, мама.

Хани постучала, потом позвонила. Геркулес крутился у ее ног и радостно царапался в дверь. Увидев на пороге Хани, Рей сильно покраснел и сглотнул.

— Э-э… это вы, миссис Бартон.

— Твой отец дома?

— Да, только он… э-э… не очень хорошо себя чувствует.

— Кто там пришел, Рей? — донесся из дома голос Джерри.

— Миссис Бартон, папа.

— Пригласи ее войти.

Рей неохотно отступил от двери, пропуская Хани вперед.

— Вы… — запинаясь пробормотал он, потом плотно сжал губы. — Отец в гостиной.

Хани вошла и увидела Джерри, сидящего в глубоком кожаном кресле. Ворот его рубашки был расстегнут, глаза мягко светились в полумраке. Забинтованная нога была устроена на маленьком табурете. Хани решительным шагом приблизилась к нему.

— Какой приятный сюрприз! — протянул он, растягивая слова на южный манер. — Чем обязан визитом? Хотите прострелить мне вторую ногу? — Он засмеялся, поднялся с кресла и, опираясь на костыли, встал перед ней в полный рост.

Хани стиснула кулаки.

— У твоего сына неправильное представление о том, что произошло вчера. Ты должен рассказать ему, как все было на самом деле.

— Вы ранили моего отца в ногу! — вмешался Рей, стоявший в дверях.

— Рей! — резко осадил его Джерри. — Какого черта?! Что все это значит?!

— Рей, расскажи, пожалуйста, своему отцу о происшествии после школы.

— А что рассказывать? Не случилось ничего особенного, — пробормотал мальчишка и уставился в пол.

— Рей! — Джерри повысил голос.

— Ну, я подрался с Люком Бартоном, — нехотя признался тот.

— Подрался? Из-за чего?

— Из-за того, что его мать ранила тебя.

— Рей, я же ясно объяснил тебе вчера, как все произошло. Это был несчастный случай. — Джерри прокашлялся.

— Но ты не мог сам прострелить себе ногу! — Лицо Рея пылало, на нем было написано такое страдание, что злость Хани поутихла.