Свидание в аду

– Да, но буквально одна минута, – ответил Симон, не сводя глаз с Мари-Анж, словно этим давая ей понять: «Я остаюсь ради вас».

Из приличия он не вошел в кабину с бархатной портьерой, за которой Сильвена и Мари-Анж переодевались. Госпожа Мерлье позвала старшую мастерицу.

И внезапно – в зеркале – Сильвена поймала взгляд Симона: сквозь неплотно задернутую портьеру он смотрел на них, переводя глаза со спины манекенщицы на ее собственную спину; казалось, он оценивает, сравнивает обеих женщин и явно отдает предпочтение более молодой.

Волна ревности поднялась в Сильвене, и она яростно встряхнула своими огненно-рыжими волосами, но все же невольно подумала о недостатках своей фигуры: о веснушках, покрывавших плечи, о подушечках жира, с недавних пор появившихся на пояснице, которые не удавалось устранить никаким массажем, о том, что грудь ее сделалась менее упругой, а бедра раздались…

Стиснув зубы, она попыталась натянуть на себя платье. Но для того чтобы его застегнуть, пришлось бы расставить швы в талии по меньшей мере на десять сантиметров. Вся сжавшись, втянув живот, Сильвена упорствовала, но тщетно. «И все-таки я добьюсь, добьюсь…»

– Да это сущие пустяки, сущие пустяки! – говорила госпожа Мерлье, которая все видела и понимала. – Взгляните, Маргарита, – сказала она старшей мастерице, – длина в самый раз. Придется только чуть-чуть расставить платье в талии и слегка собрать в плечах…

– Не понимаю, как сложены эти девицы, если они влезают в такое платье? – воскликнула Сильвена. – Подобная худоба, по-моему, почти уродлива!

Она злобно посмотрела на Мари-Анж. И, уже обращаясь прямо к ней, прибавила:

– Впрочем, помнится, в вашем возрасте, моя милая, я была такая же худышка. Но в ту пору я подыхала с голоду.

Мари-Анж сделала вид, будто не замечает ехидного намека, заключенного в словах Сильвены, равно как и презрения, прозвучавшего в обращении «моя милая». Накинув на себя пеньюар, который ей принесли, она вышла из комнаты, проговорив: «До свидания, мадам».

Спокойное достоинство, с которым Мари-Анж встретила грубость Сильвены, еще больше усилило интерес Симона к девушке.

Она прошла мимо него, слегка кивнув головой; он остановил ее, протянул руку и сказал с приветливой улыбкой:

– Итак, наконец-то мне открылся ваш истинный облик!

– Да, настолько, насколько это вообще возможно, – простодушно ответила Мари-Анж, в свою очередь улыбнувшись.

– Давно вы здесь служите?

– Три месяца, – ответила она. – Это не всегда приятно, однако… раз уж необходимо…

– Да, я успел заметить, – откликнулся Симон, стремясь подчеркнуть, что он не только не одобряет поведения своей любовницы, но даже осуждает ее.

«Внучка Шудлера вынуждена заниматься таким ремеслом», – подумал он. И, забыв об обстановке, в какой происходил их разговор, а вернее, слишком поздно вспомнив о ней, сказал:

– Я очень огорчен, но я действительно не мог присутствовать на похоронах вашей бабушки. Разрешите мне выразить вам мои соболезнования.

– Я все хорошо понимаю, – ответила Мари-Анж. – К тому же вы прислали кого-то из министерства, мы были очень тронуты…

И оба почувствовали себя неловко, поняв всю искусственность ситуации.

– Вы очень мужественны и заслуживаете всяческой похвалы, – произнес Симон, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Когда Сильвена заметила, что Симон дружески беседует с манекенщицей, у нее от злости закружилась голова. Она почти не слышала, что ей говорят, и отвечала не думая.

Да, она берет платье. Это или другое – не имеет значения. Ей хотелось сейчас только одного: оказаться в машине вдвоем с Симоном, выложить ему все, что она о нем думает. Как он смеет вести себя так глупо, так нагло и выставлять ее на посмешище!

– Что касается условий, – говорила госпожа Мерлье, сверкая неизменной улыбкой, – то я просто не знаю, что скажет Марсель Жермен. Как досадно, что программы спектакля уже, верно, отпечатаны и там в качестве вашего поставщика указана конкурирующая с нами фирма…

А в другом конце салона Симон, вытащив блокнот, записывал номер телефона Мари-Анж.

– Трокадеро, шестьдесят семь – сорок восемь. Как? Все тот же номер, что был у вашего деда?

– Все тот же, – сказала Мари-Анж. – Но теперь уже ненадолго. Должно быть, мы продадим дом.

«Нет, это уж слишком!.. Он ведет себя сейчас просто вызывающе», – подумала Сильвена. И она готова была устроить скандал. «Влепить бы пощечину этой мерзкой девчонке!..» Госпожа Мерлье глазами делала Мари-Анж знак уйти, мысленно решив прочесть ей позднее строгую нотацию: «Не кокетничайте на работе, моя милая, и уж тем более с возлюбленными наших клиенток». Но Мари-Анж ничего не замечала.