Все долго обсуждали, как лучше развлечь бедного больного.
– А что, если купить ему собаку? – предложил Жан-Ноэль.
– О нет, никаких животных, – заявил принц Гальбани. – Они – разносчики микробов.
– Помнится, у него была когда-то болонка, и он ее очень любил, – сказал Максим.
Принцу Гальбани пришла в голову мысль:
– Давайте-ка все четверо нарядимся в маскарадные костюмы и пообедаем сегодня в его комнате! Устроим костюмированный бал в его честь!
– Браво! Браво! – воскликнул Максим. – Это позволит нам раскрасить лица в разные цвета и сказать Бэзилу: «Раз уж ты загримировался под китайца…» А для него мы смастерим головной убор мандарина, чтобы ему казалось, будто и он участвует в празднике… Милый Бен, ты – гений, просто гений!
Оставалось решить одно: сделать Пимроузу сюрприз или заранее предупредить его.
Этот важный вопрос долго обсуждали и в конце концов решили все ему рассказать. Ведь тогда он сможет следить за приготовлениями к маскараду, и это будет для него развлечением.
В комнате больного состоялось долгое совещание, на котором все вместе выбирали костюмы.
Лорд Пимроуз улыбался.
– Да, да, тебе очень пойдет костюм супруги магараджи, Баба, – весело сказал он.
И Баба, отведя Бена в сторонку, радостно шептал:
– Видишь, как это его заинтересовало. Тебе в голову пришла замечательная мысль.
Весь день дворец бурлил, словно его обитатели и в самом деле собирались на бал. Максим де Байос отправился в город – за губной помадой и румянами. Слуги принесли с чердака сундуки, где были сложены различные платья, которые «Три пчелы» привозили из своих путешествий: вышитые блузки словацких крестьянок, сари из Непала, одеяния бедуинок, короткие штанишки тирольских женщин, брачные одежды евреек.
Кристиан Лелюк со странным удовольствием перебирал все эти ткани, расшитые золотом одежды, кружева.
Жан-Ноэль еще хорошо помнил то время, когда они с сестрой забавлялись, наряжаясь в различные костюмы. Бена и Баба, всегда любивших маскарады, охватило возбуждение, и все мало-помалу пришли в такой восторг, что совершенно позабыли о болезни Бэзила.
Друзья каждую минуту входили к нему в комнату, спрашивали, какого цвета помпончик сделать для его шапочки мандарина; потом Максим вдруг ворвался, громко крича: «Мы отыскали парик гейши! Он тебе еще больше подойдет!» Затем в комнату втолкнули Жан-Ноэля в блузке с широким вырезом и в полосатых чулках неаполитанской рыбачки.
– Как ты его находишь?
Некоторые маскарадные костюмы будили в памяти давние и приятные воспоминания:
– А помнишь, Бэзил, на балу во дворце Тормезе?..
Наконец появился принц Гальбани; он решил нарядиться куртизанкой эпохи Возрождения и попросил Пимроуза дать ему на время свой перстень с камеей, который был совершенно необходим для этого костюма.
– Понимаешь, на каждом пальце у меня должно быть несколько колец…
– Конечно, конечно, возьми его… Оно в левом ящике… – пробормотал Пимроуз слабым голосом.
– Знаешь, по-моему, ты посветлел, – заявил Бен, вглядываясь в лицо больного. – Да-да, безусловно посветлел. Вот увидишь, тебе не придется лежать даже пресловутые три недели.
Пимроуз попросил зеркало.
– Действительно, – сказал он, – я думал, ты говоришь только для того, чтобы меня подбодрить. Я и в самом деле немного посветлел.
И Бен поспешил сообщить добрую весть остальным. Тогда в комнату вбежал Баба.
– Послушай, только не надо уж слишком светлеть, – проговорил он шутливо, – а то ты перестанешь походить на гейшу!
Наконец в десять часов вечера все уселись обедать возле кровати больного. Под голову Бэзилу подложили несколько подушек, они должны были поддерживать роскошный черный парик с воткнутыми в него длинными булавками.
Кристиан Лелюк – с неизменной челкой на лбу – натянул на руки самые красивые перчатки из своей коллекции и надел черное бархатное платье с огромным вырезом на спине: он изображал эстрадную певицу. Принц Гальбани в последнюю минуту передумал и нарядился не в костюм куртизанки, а в костюм придворной дамы времен короля Генриха III; собственно говоря, костюм был такой же, разница состояла в том, что он водрузил на голову дамскую шляпку и приклеил к подбородку мушку; в ушах у него белели жемчужные серьги, а на шее – жемчужное ожерелье. Жан-Ноэля нарядили цирковой наездницей, он подвел тушью глаза и привесил к своей короткой кисейной юбочке несколько безделушек, украшавших комод. Максим де Байос остался верен своему первоначальному выбору: он натер лицо охрой, насурьмил брови и щеголял в непальском сари.