Свидание в аду

В стрельчатых окнах дома Дездемоны он видел своего деда Жана де Ла Моннери с моноклем в глазу и задумчивым челом, а позади поэта, как неясная тень, виднелся силуэт Отелло.

В окне четвертого этажа дворца Волкова виднелась тень Элеоноры Дузе, а в окне мезонина дворца Дарио вырисовывался профиль Анри де Ренье^[64], умершего год назад. На ступенях Каза Леони стояли негры, слуги маркизы Казати; на бедрах у них были шкуры пантер, над головой они держали угасшие факелы.

Когда гондола проплывала мимо Казетта Росса, Жан-Ноэль со слезами на глазах посмотрел на чудесный сад, где еще чувствовалось присутствие Габриеле д’Аннунцио^[65]; в этом саду Пимроуз нередко пил чай и любовался отсюда жизнью причудливого города на воде.

Рильке, Габриела Режан, Вагнер, умерший в своем саду, герцогиня Беррийская, папа из рода Редззонико, Байрон, позади которого из дали времен выступали сквозь окна семи салонов тени семи дожей из рода Мочениго в золоченых митрах, Пруст, Баррес^[66], Ницше, Рескин, Диккенс, Шелли, Шатобриан, Гете… – все те, кто в разные эпохи воссоздавал этот город в своих творениях… все эти дожи мысли… и вместе с ними художники, начиная от страдавшего манией величия Веронезе и кончая столетним старцем Тицианом… – все они были тут и смотрели потускневшими глазами, как везут на кладбище одного из их потомков.

– Sia ti… Sta lungo… – кричали гондольеры, приближаясь к небольшим поперечным каналам.

И в голове Жан-Ноэля неожиданно зазвучали строки сонета Дю Белле, который покойный Пимроуз нередко читал наизусть:

• Взгляни, Маньи, на славных сих венецианцев.
• На их дворцы, Сан-Марко, гордый Арсенал,
• На корабли в порту, на лавочки менял,
• Профи?т банкиров, барыши негоциантов…^[67]

…А потом погребальный кортеж поплыл по лагуне, воды которой в оттенках своих как будто хранили отблеск вечности.

Глава IV

Во дворцах Трианона

1

Сразу же по возвращении из Италии Жан-Ноэлю предстояло идти на военную службу.

В предыдущем году он пользовался отсрочкой как учащийся. Но, так как он не позаботился перед отъездом записаться на посещение занятий, отсрочка утратила силу. Придя домой с вокзала, он обнаружил повестку о немедленном призыве на срочную службу.

До сих пор он имел дело с призывной комиссией лишь однажды – полтора года тому назад, когда оформлял отсрочку.

Никогда Жан-Ноэль не представлял себе, как много рабочего люда, ремесленников, служилой бедноты проживает в шестнадцатом районе Парижа. Неимоверное число пролетариев, работающих на буржуазию, ютится в узких темных улочках богатых кварталов! Только крупные скопления людей – обязательные или возникающие стихийно, – какие случаются на призывных пунктах или в дни революционных событий, позволяют получить представление об этом.

Жан-Ноэль с удивлением увидел, что молодые рабочие были так же смущены, встревожены и бледны, как и нервные отпрыски парижских буржуа. Даже фанфароны бравировали лишь для того, чтобы скрыть тайный страх. Правда, озорники отпускали циничные шуточки по адресу каждой смазливой девчонки. Но тут можно было увидеть и молоденьких беременных женщин, пришедших проводить своих мужей или своих несовершеннолетних любовников. Старики со слезами на глазах растроганно смотрели на новобранцев, в которых они узнавали свою молодость. Бродячие торговцы, расставив лотки под каштанами, продавали жестяные значки, ленты и безделушки с полупристойными надписями.

Все это походило на довольно грустное народное гулянье, когда людям не до веселья.

Прождав больше часа, толпа призывников хлынула в подъезд здания, на фронтоне которого было начертано: «Равенство и Братство», и поднялась по широкой каменной лестнице; затем молодые люди, понурив головы, продефилировали мимо прибитых к стенам мраморных досок, где были выгравированы имена граждан, павших за Францию.

Двадцать лет в семье и в школе этим юношам старательно вдалбливали понятие о стыде, и вот оно внезапно было перечеркнуто громким приказом представителя власти: «Всем раздеться!» Жан-Ноэль с изумлением обнаружил, что большинство из этих двадцатилетних новобранцев (а их было человек триста) отличается каким-нибудь телесным недостатком, изъяном или уродством: у одного искривлен позвоночник, у другого – прыщи на плечах, у третьего – раннее ожирение… Снимая брюки, все инстинктивно поворачивались лицом к стене. Вместе с другими обнаженными представителями будущего национального воинства Жан-Ноэль переходил от одного жандарма к другому; первый жандарм в гетрах из черной кожи закрыл ему один глаз, чтобы проверить зрение, второй поставил на весы, третий измерил рост, с шумом опустив ему на голову металлическую пластинку антропометра, а четвертый подвел его к большому столу. За этим столом восседали генерал в пенсне, положивший перед собой свое кепи, украшенное дубовыми листьями, какой-то невыразительный полковник и несколько именитых граждан, которые что-то записывали.

---

64 Дузе Элеонора (1858–1924) – знаменитая итальянская актриса. Ренье Анри Франсуа Жозеф де (1864–1936) – французский писатель, представитель изысканно-эстетского направления в поэзии.

65 Д’Аннунцио Габриеле (1863–1938) – итальянский писатель, политический деятель, представитель декадентства.

66 Режан Габриела Шарлотта (1856–1920) – знаменитая французская актриса, соперница Сары Бернар. Редззонико – аристократический род в Италии; один из наиболее известных представителей – Карло Ред-ззонико – крупнейший поэт в Парме XV в. Мочениго – знатная венецианская семья, из которой начиная с XV в. вышли семь дожей. Баррес Морис (1862–1923) – французский писатель, автор трилогии «КУЛЬТЯ» (1888–1891), романа «Вдохновенный холм» (1913).

67 Дю Белле Жоашен (1522–1560) – французский поэт, один из создателей «Плеяды», автор знаменитого произведения «Защита и прославление французского языка» (1549). Несколько лет прожил в Риме, где подружился с Оливье де Маньи (1529–1562) – поэтом, также входившим в состав «Плеяды». Перу Дю Белле принадлежит цикл сонетов об Италии; некоторые из них посвящены Маньи. Перевод М. Мушникова.