Свидание в аду

Он подумал о коротких стихах, которые писал для Мари-Анж, когда они были в Жемоне или на юге, и ему захотелось крикнуть Ивонне: «Ради бога, не напоминай, что я ради тебя совершал такие же сентиментальные глупости, какие делаю сегодня. Прояви хоть немного милосердия – и такта – и позволь мне думать, будто я сейчас занимаюсь этим впервые!»

Она машинально взяла со стола комбинацию из розового шелка и начала подрубать ее.

– Можешь бросить все это в камин. Или нет, лучше я сам это сделаю, – сказал он, засовывая для верности пачку листков в карман. – А если я сам потребую развода? Знаешь, всегда существует повод или необходимый предлог. А если нет – его изобретают.

Он начал терять терпение и благоразумие.

– О, пожалуйста, Симон. Это твое право. Кто может тебе запретить? – сказала она. – Но мне известно, сколько времени тянется бракоразводный процесс, если одна из сторон не дает согласия! А затем можно еще и апелляцию подать. И твоему ребенку будет уже лет семь…

«Подумать только, ведь каждый день люди попадают под грузовик или под автобус, – пронеслось у него в голове. – А вот с ней ничего такого не случилось!»

– Итак, ты отказываешься? Окончательно?

Ивонна покачала головой и улыбнулась. Она была в восторге, видя его гнев и боль.

– Ты хочешь сделать меня своим врагом?

– О да, мне столько пользы принесла твоя дружба, что, надо думать, потеря будет невелика.

– Но на что ты все-таки надеешься, не желая давать мне развод? Чего ты хочешь, скажи! – крикнул он. – У тебя, видно, одна цель: досаждать мне, вредить и мстить.

Она поднялась. Выражение злобной иронии на минуту исчезло с ее лица.

– Я надеюсь, что в старости ты, быть может, ощутишь потребность в тихой пристани и вернешься ко мне.

Он посмотрел на нее так же пристально и сказал так же откровенно:

– Тогда запомни, Ивонна, хорошенько. Даже слепой, даже без рук и без ног я не вернусь к тебе.

Она опустила голову, и это движение словно служило прелюдией к ожидавшим ее новым пятнадцати годам одиночества и тоски.

– В таком случае, – медленно проговорила она, – ты не можешь отказать мне в праве отомстить тебе.

Во время разговора с Ивонной все силы души Лашома сосредоточились на ненависти к ней. Только выйдя на улицу, он вспомнил о Мари-Анж, подумал о будущем ребенке и почувствовал всю меру своего поражения и всю степень своего горя.

9

Пятого апреля 1939 года вдоль всей дороги, ведущей из Парижа в Версаль, были расположены внушительные полицейские отряды. Лавочники из предместий толпились на тротуарах, крестьяне из пригородных сел собирались на перекрестках дорог; все глядели на проносившиеся мимо правительственные машины и забавлялись тем, что узнавали сидевших там политических деятелей.

Время от времени слышались запоздалые аплодисменты – человек, по адресу которого они раздавались, был уже далеко.

Машины следовали непрерывной вереницей уже больше часа: им, казалось, не будет конца. Не только члены обеих палат в полном составе направлялись на выборы президента Республики – вместе с ними в Версаль спешили и высшие правительственные чиновники, и члены дипломатического корпуса, и представители наиболее влиятельных кругов парижского общества.

Гарнизон Версаля готовился как к параду: внушительный отряд полицейских регулировал движение потока автомобилей, направляя их к заранее намеченным стоянкам; над решетками замка развевались флаги; зеваки толпились вокруг правительственных машин, их шоферы вырастали в собственных глазах; по мостовым носились фоторепортеры; операторы кинохроники располагались на ступеньках и выступах; рысью проносились эскадроны республиканской гвардии, гривы коней развевались по ветру, – и у бывшей королевской резиденции, обычно походившей на музей, в тот день снова был праздничный и торжественный вид, как в давние времена.

Симон Лашом рано утром приехал в отель «Трианон». Здесь повсюду стояли сервированные столы – и в большой галерее с колоннами, и в салонах, и даже в холле. Сады, террасы, вестибюль, гардеробная были заполнены людьми: депутаты, члены кабинета министров, журналисты и журналистки оживленно беседовали и обменивались новостями и сплетнями.

– Вы будете сидеть за столом госпожи Бонфуа, не так ли, господин министр? Мы поставили двадцать приборов, – сказал ему директор отеля, еще молодой человек, спокойный и учтивый, который встречал каждого входящего так приветливо, как будто тот был единственным посетителем в этот день.