Когда двое молчат

Улыбка миссис Блэкмур была почти что настоящей. Но ее взгляд, исполненный упоения своей победой, говорил о том, что трудно было бы вообразить себе что-то более фальшивое, чем эта улыбка, в которую торжествующая мать вложила столько мастерства.

7

Сирил и Олли сидели в машине молча. Они молчали с того самого момента, как вышли из дома Элеоноры Блэкмур.

Олли молча рассматривала звезды, высыпавшие на небосклон, — он был того же цвета, что и платье, которое она так долго выбирала для этого вечера. Сирил молча вел машину, всматриваясь в дорогу так, словно из-за каждого угла мог выскочить большой грузовик, груженный бревнами. Так они теперь и сидели: одна — устремив свой взгляд в пустоту воспоминаний, а другой — погрузившись во мрак недоверия.

Олли подумала, что если она выйдет из машины сейчас, то больше никогда не увидит Сирила. В конце концов, если бы он хотел ее оставить, то оставил бы сразу и немедленно. Да и если разбираться, виновата была она. Эва, всезнающая Эва предупреждала ее об этом.

— Знаешь, Сирил… — начала Олли, и собственный голос напугал ее, взорвав так долго царившую между ними тишину, — все-таки Ронни Бакстер прав, и ничего ужасного не случилось. Я виновата лишь в том, что не сказала тебе об этом раньше. Все выбирала подходящий момент, думала, что мои признания будут неуместными. Вот и вышло: неуместно и несвоевременно. У меня так часто получается, правда? — Сирил все еще молчал, но теперь смотрел на нее, и она радовалась уже тому, что он пытается ее услышать. — У меня был паршивый брак, Сирил. Я поторопилась: вышла замуж за человека, решив, что первая страсть, первый мужчина — достаточная причина для того, чтобы быть вместе и навсегда… Это было глупо, но тогда и я была не очень-то опытной. У него были свои представления о браке, у меня же они были довольно смутными… Констанс запер меня в доме, безумно ревновал к друзьям, поэтому уже через год я осталась совершенно одна. Конечно, всегда можно было уйти, вернуться к родителям. Но родители казались куда большим злом, чем муж, да и ждала все время чего-то… наверное, чуда… Чуда так и не случилось, а в один прекрасный день Констанс вернулся домой чертовски пьяный и, обвинив меня в том, что я отвратительная жена, избил меня так, что я попала в больницу… Он пришел за мной потерянный, все время извинялся и говорил, что теперь мы заживем совершенно по-другому. Я выслушала его, а потом сбежала из больницы и приехала сюда, где меня никто не ждал, где от меня никто и ничего не требовал. Здесь была свобода… настоящая свобода, о которой я мечтала в том маленьком занюханном городишке, где я тогда жила… Денег у меня было очень мало, но мне посчастливилось — я сразу нашла работу. Пусть и не самую лучшую, но надо было с чего-то начинать. А потом я познакомилась с Эвой, тогдашний приятель которой предложил мне поработать журналисткой в малоизвестной «желтой» газетке. Я согласилась и, поработав в ней какое-то время, решила рискнуть и попробовать устроиться в «Лаки Тревел». Мне повезло, и меня взяли в этот престижный журнал. — Олли замолчала и бросила короткий взгляд на Сирила. Убедившись, что он внимательно ее слушает, она продолжила: — Увы, мой муж — тогда еще мы не были разведены — не захотел оставить меня в покое. Констанс разыскал меня и потребовал, чтобы я вернулась. Мой приятель, байкер, который помог мне разыграть Эдди Макгрина, узнав о моей беде, устроил Констансу такую головомойку, что тот счел за благо согласиться на развод. Так я освободилась от него, и больше мы никогда не виделись… Ты спрашивал, почему я так не хочу торопиться, Сирил. Все очень просто — я знаю, как дорого приходится платить за подобную спешку.

Сирил некоторое время молчал, и Олли казалось, что в этой непроницаемой тишине раздается лишь стук ее собственного сердца. Она боялась, что Сирил не понял ее и никогда не сможет разделить ту боль, которую ей пришлось испытать. Ему, воспитанному идеальной матерью, никогда не делавшему серьезных ошибок, наверное сложно понять и принять чужие заблуждения.

Больше всего Олли пугало то, что она увидит в его взгляде недоумение и разочарование. Но, заглянув в его глаза, она обнаружила в них столько нежности и тепла, что ее собственные глаза наполнились слезами.

— Олли… — Сирил коснулся кончиками пальцев ее озябшей руки. — Я знаю, что тебе несладко пришлось в прошлом. Я знаю, что у тебя есть причина бояться перемен, бояться новых серьезных отношений. Но кое в чем ты не должна сомневаться. В том, что я никогда не заставлю тебя расплачиваться за твое доверие ко мне. И в том, что я люблю тебя, Олли.