До и после конца света

– Нет, что ты.

– А твоими семейными и личными проблемами я не обязана заниматься. Но если хочешь знать мое мнение, если ценишь его, чисто по-дружески могу сказать.

– Давай уж говори.

– Собственно, настучать мог кто угодно.

– То есть? – вскинулся он.

– Ну почему вы, господа, думаете, что кругом одни идиоты обитают, которые замечают только то, на что вы укажете? Как бы ты ни хоронился, а про твое подполье все равно вынюхают. Тут один выход: либо не делать вообще, либо делать и быть готовым к доносам, скандалам, переменам.

– Кто? Откуда могли узнать? С чего это?

– Помимо конкретики, когда акт неверности некто видел собственными глазами, существуют наблюдения, догадки и, наконец, выводы, которые оспорить шалунам обычно не удается. Работой под твоим началом, бесспорно, дорожат, но это не значит, что обиженный тобой… например… тот же подчиненный не затаил на тебя зло. Согласись, ты ведь не ангел. А тот, кто затаил зло, наверняка выжидает, где ты оступишься, наблюдает за тобой или просто следит. При благоприятных условиях он обязательно воспользуется твоей слабостью, неосторожностью, беспечностью и нанесет удар. Если не может тебя смести, то хотя бы развести с женой попытается, чтоб жизнь медом не казалась. Отсюда вывод: не давай повода.

– А я, выходит, дал.

– Тебе-то, как никому другому, известно, был повод или ты чист. А кто из твоего окружения способен на гнусный донос, я не знаю, Герман. Мне не приходило на ум, что за всеми надо установить слежку, да это и невозможно.

Он ждал утешительных слов, но Анюта в своем амплуа, тяжело вздохнув, Герман заворчал:

– Спасибо на недобром слове, но оно хотя бы честное.

– Герман, извини. Если хочешь лести, тебе придется заменить секретаря, а я… я не умею. И много тебе принесет пользы лесть с ложью?

– Ты права, права, – покивал он. – Ну, иди…

Анюта подарила ему жалостливый взгляд – это максимум, на что она способна, – и отправилась к своему столу, на котором стояла игрушка – веселый чертик. Тронув за рожки адского жителя, отчего чертик начал болтать головой, попискивая, Анюта посидела в задумчивости, а потом вернулась к своим обязанностям. Ей-то чего переживать? Но когда появился Никита, она подозвала его заговорщицки – пальцем и прищурив один глаз. Он наклонился, приготовившись услышать нечто нелицеприятное о себе (последнее время Никита ждал со всех сторон только гадостей), а она удивила:

– Жене Германа настучали, что у него с Олеськой легкий заскок на почве секса, отсюда возникли семейные разборки. Судя по его виновато-потерянной физиономии, дело дошло до войны.

– Да ну!

– Скажи честно, не ты поработал радистом?..

ГЛАВА 9

Эх, когда б везло всем одинаково

Ух, таксисты… неуловимый народ. Тороков с Ивченко замаялись отлавливать водителей, а все потому, что одна из двух фирм (на самом деле это отделение от основной фирмы) приглашает на работу водителей с собственными автомобилями. Те, соответственно, не ставят машины в гараж, а едут домой, затем из дома – на работу, связываясь с диспетчером по переговорному устройству. Ну и самый неудачный момент: точка у гостиницы не закреплена за конкретными водителями. Тех, кто работает на хозяйских машинах, опросили, а извозчиков с личным транспортом вылавливали как придется, хотя получили домашние адреса и график работы, но, например, среди ночи к ним не заявишься с таким пустяком. А что может быть проще – взять и собрать сначала одну половину водителей, затем другую? Нельзя. И куча причин. В общем, данную ситуацию со всем основанием можно назвать саботажем, то есть господа и не господа из таксопарка не желали помогать милиции, а придраться вроде как не к чему. Да, не к чему! Торокова с Ивченко встречали как родных, выслушивали, сочувствовали, кивали и… ничем не помогали.

– Терпение, терпение, – повторял Тороков, по молодости у Ивченко отсутствовала эта необходимая функция. – Ты все номера записал?

– Все, все, – заверил тот. – С кем базарили, всех записал.

– Поехали к гостинице, сдается мне, того водителя нужно там искать, а разговоры про свободный полет, будто у водил нет определенного места, чистая туфта, мне кажется. Ты, главное, сверяй номера, чтоб мы вторично не опрашивали, а то у меня лица слились в одну физиономию.

Вел машину Ивченко, Тороков безлошадный, в их среде это нетипично, ибо кто-кто, а милиция вся поголовно имеет колеса, и не какие-нибудь отечественные, а с опознавательным знаком производителя на носу. Но, как говорится, каждому свое. Тороков ни о чем не думал, сидя в салоне, он смотрел на мокрый асфальт, на котором отражались разноцветные огни, растянутые и тусклые. По натуре он меланхолик, вероятно, поэтому любил промозглую погоду, мелкий дождь и осень, находя во всем этом магическое притяжение. Когда Ивченко припарковался, он остался сидеть в той же расслабленной позе, юноше пришлось напомнить: