До и после конца света

– Ляля! – закричал в трубку Герман отчаянно, но она последнюю фразу сказала раньше:

– Прощай, мне неохота об этом говорить и нелегко было принять решение.

Теперь, если он звонит, Ляля трубку не берет. Герман выдвинул ящик стола, достал фотографии, тысячный раз за последние два дня перебирал их, почти не рассматривая. Просто кидал на стол по очереди. Глупо, конечно, уверять: фотомонтаж, враги, подделка… Заплатить эксперту и Ляльке подсунуть липовую экспертизу? Она, к сожалению, не дура. Эта проблема перекрыла другую, не менее значительную во всех отношениях – уход Никиты и его обвинения. А он незаменим, хотя какой-то идиот придумал фразу «незаменимых нет». Есть.

Но фото… Вот его, Германа, собственная рожа в экстазе, Олеська с задранной до пупка юбкой, расстегнутой кофточкой, сидящая на его коленях и запрокинувшая голову. Этот кошмар (теперь кошмар, а тогда был приятный момент соития) он старался не видеть, потому что в сердце будто кол застрял. Обычно под воздействием шока человек не замечает мелочи, а Герман человек наблюдательный – профессия обязывает, – посему рассмотрел, что снимки сделаны прямо в его кабинете!

Герман вычислил место, откуда шла съемка, – шкаф, вычислил полку, где стоял аппарат, которого сейчас, естественно, не было. Снимали на видеокамеру, фотоаппарат исключен, потом отобрали самые пикантные кадры. Ну и как после этого жить в таком гадюшнике?

Противно, что тебя снимали за делом сугубо интимным, потом копались в кадрах, оценивая те или иные достоинства, а то, что отдали жене…

– Что за народ! – сгреб в ящик фотографии Герман. – Чуть что – фото и диски суют. Хм, я б убил сейчас эту гниду, если б знал, кто она.

– Герман, – зашла в кабинет Анюта, – можно я домой поеду?

– Да кто тебя держит, – отмахнулся он.

– Тебе плохо?

– А должно быть хорошо? – огрызнулся он. – Иди, иди…

– Извини, хочу напомнить: что делать с заявлением Никиты?

– Ничего! – рявкнул он. – Иди домой.

Анька на подозрении первая. Мимо нее мышь не пробежит, мокрица не проползет, она либо сама сюда бегала, либо запускала кого-то. Дубликат ключа сделать не проблема, а кабинет она знает как никто другой. Но зачем ей это?

Вчера Герман, находясь в расстроенных чувствах, тем не менее исправно выполняющий работу, мотался по этажам, нарочно себя истязая. Домой потом придешь, и есть основание сказать: устал зверски. Так вот, во второй половине дня забежал в приемную – Анюты нет на рабочем месте, а в кабинете устроился в кресле Всеслав, слава богу, не кресло главы примерил на себя, а то полетел бы прямиком в окно.

– Что ты тут делаешь? – изумился Герман.

И он прав – в кабинет без него заходить нельзя, это служащие должны понимать без инструкций, если они культурные! Холл имеется с диванами и креслами, а также приемная с секретарем. Но зайти и сидеть в кабинете главы…

– Я к вам, Герман Евгеньевич, – вскочил Всеслав. – По делу.

– По какому? – угрюмо, не заинтересованно спросил он, идя к столу.

– Я уже работаю у вас второй год…

– Короче.

– Хотелось бы попробовать свои силы…

– Еще короче.

– Освободилось место, я хотел бы вместо Кораблева…

Локоть Германа громко опустился на столешницу, а пальцы сложились в фигу, которая в следующую секунду вновь стала ладонью и показала Всеславу на дверь.

А ведь карьеризм мотив суровый, Всеслав мог разыграть партию по уничтожению Никиты, а следом и самого Германа добить. Он тут завсегдатай, вернее, к Анюте зачастил, наверняка только и ждет, когда кабинет освободится. Да не пойман – не вор, нужны доказательства. В тот же день досталось Анюте, Герман отчитал ее за то, что она покидает рабочее место и в кабинет заходят посторонние.

– Герман Евгеньевич, я не имею права в туалет сходить?

– Не имеешь! – озверел шеф.

В каждом, кто заходил к нему с какой-либо просьбой, предложением или за подписью, видел врага, действующего подпольно. Так до шизофрении недолго дойти. Про Олеську забыл, какая там Олеся, когда родная жена его бросила! Случалось, они долгое время не виделись, всегда инициатором встреч была она, как и днем:

– Герман, здравствуй…

Олеся по-хозяйски кинула сумочку на стол, подошла к нему и обняла со спины, чмокнув в щеку. Не-не, его теперь к сексу не склонить, эта радость стала не только табу, а вообще не тянет. Герман молча выдвинул ящик, и на стол легли фотографии.

Олеся себя сразу узнала, с фотографиями перешла к креслу, поскольку ноги ее не держали, опустилась в него, потерянная и убитая. Может быть, и есть на свете люди, которые сексуальные подвиги выставляют напоказ, тем самым удовлетворяя свои комплексы, а норма – сохранять интимную жизнь в тайне.