1  

Денис Юрин

Имперские истории

История 1

Сезон дождей

Не кабак, а помойка какая-то! Надо же было опуститься до такого свинства: крыша течет, на полу грязь мокротная, а стены… к стенам прикоснуться страшно… прилипнуть можно. Ну и гвалт здесь стоит, ну и звуки, как будто поросята перед забоем визжат. Оно и понятно, люди, у них со свиньями много общего, даже внутренности почти одинаковы. Интересно, от чего сильнее воняет: от прогнивших стен, от нечистот на полу или от потных деревенщин, не удосуживающихся хотя бы раз в день умыться и не стесняющихся портить воздух там, где едят? Вопрос сложный, так сразу и не ответишь. К сожалению, вникать в суть этой проблемы мне все же придется, мне здесь ночевать…

Старенькая широкополая шляпа, бывшая когда-то ярко-зеленой, а ныне цвета болотной тины, пропиталась водой, как банная губка. Тонкие струйки холодной жидкости ниспадали с отвисших, рваных краев и устремлялись вниз, торопясь стать неотъемлемой частью грязного месива, густо покрывавшего скрипучий деревянный пол постоялого двора. Разъехавшиеся по швам сапоги со стертыми подошвами и серая накидка с парой неумелых заплат тоже были насквозь промочены непрерывно льющим уже вторую неделю ливнем.

Октовий в имперской провинции Амария – месяц дождей и размытых дорог. Жизнь замирает, жители прячутся по теплым домам и снова начинают заниматься делами, только когда пришедшие с северных гор морозы высушат разбухшую от влаги древесину и покроют вязкую жижу под ногами толстым слоем льда.

Жар заполненного до отказа людьми помещения помог замершему в нерешительности у порога юноше немного согреться. Грубая холщовая ткань одежды не высохла, но пропитавшая ее влага стала теплой. Промерзшее тело перестала бить мелкая дрожь. Едва успев снять отяжелевшую шляпу, юноша быстро отскочил от прохода и забился в темный угол. Многочисленная толпа ввалившихся в придорожный кабак крестьян чуть ли не сбила его с ног.

Высоченные, крепкие мужики с детства привыкли не только к тяжелому труду на полях господина, но и к капризам своенравной погоды. Начавшийся примерно дней на десять раньше обычного срока сезон дождей не смог нарушить их планов, не смог помешать их молодым, пышущим здоровьем и силой организмам отравить себя мутным, высокоградусным пойлом и овсяно-овощной кашей, называемой в здешних местах «мербом».

Юноша протяжно шмыгнул носом, втянув в себя поглубже намеревающуюся вот-вот хлынуть потоком противную, вязкую слизь, и протер ладонью мокрое лицо. Красные, слезящиеся глаза подростка пробежались по шумному залу, оценивая собравшийся в нем контингент и степень исходившей от него угрозы. Близилась полночь, хотелось спать. Юноша устал, промок и простыл, ему были нужны не неприятности, а тепло очага, горячая похлебка и покой. Его представления о счастье ограничивались в эту ночь мечтою о маленьком, спокойном уголке, в котором можно было отогреться с дороги, поесть и, свернувшись калачиком, подремать до утра, мечтою призрачной и едва ли осуществимой.

Большинство клиентов невзрачного заведения составляли скучающие без работы крестьяне из окрестных деревень. Они громко кричали, размахивали руками, хохотали, о чем-то спорили и распевали непристойные песни. Ночевать за одним столом с веселящимися компаниями не хотелось. Мало того что докучливые, настырные деревенские парни стали бы задавать глупые вопросы и непременно попытались бы как можно глубже засунуть перепачканные мербом носы в его дела, они обязательно нашли бы повод, чтобы придраться и почесать мозолистые ладони о его и без того ноющий от боли затылок. Не по годам опытный юноша догадывался, чем наверняка закончилось бы подобное общение: его или накачали бы мутной жидкостью, или бы просто избили… не со зла, а от скуки, ради потехи.

Проезжих было немного, человек десять, не более. Они держались особняком и сидели вместе за длинным угловым столом. Двое портняжек из города вместе с седовласым подмастерьем, писарь или иной мелкий клерк из городской управы, мелкопоместный дворянин в стоптанных башмаках и с дырой на камзоле, супружеская чета зажиточных горожан, кучер и солдат-инвалид. Люди разного достатка и разных сословий, объединенные в эту ночь лишь одним: они ужасно боялись разгулявшейся толпы крестьянской молодежи. Фактор немаловажный, в особенности если учесть, как не любили в деревнях «зазнаек», живущих за стенами славного города Отис, и сколько уже было выпито нет-нет, да кидавшими угрюмые взгляды в сторону горожан крестьянами.

  1  
×
×