Дети Арбата

– Что ты хочешь этим сказать?

– Здесь не ломбард и не сберкасса. Там это будет сохраннее, а здесь мне и Софье Александровне приходится за них отвечать.

– Ты не хочешь понять условий моей жизни.

– Да, не хочу. Такой жизни я ни понять, ни принять не могу.

– Ты говоришь со мной как с чужим человеком.

Она повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза.

– Да, мы чужие люди, и самое правильное нам – разойтись.

– Ах так! – Он скривил рот, медленно выговаривая слова: – Когда я в удаче, я хорош, а пришла неудача, стал не нужен.

– Ты хорошо знаешь, что это не так. Я тебе не набивалась с Крымом, не просила чернобурок и золотых браслетов. Просто я убедилась: у нас нет общей жизни и не может быть.

Он по-прежнему презрительно цедил:

– Начинаешь роман с архитектором?!

– Дурак ты! – пренебрежительно ответила Варя. Но про себя отметила: кто-то насплетничал. Кто же? Левочка или Рина?

– Конечно, дурак, – он растягивал слова, сдерживая бешенство, – рестораны, видите ли, тебе не нравятся, а где я с тобой познакомился, не в ресторане разве?

– Ты хочешь сказать, что подобрал меня в ресторане, что я ресторанная шлюха?

Он взял себя в руки.

– Я хочу сказать только одно: мы познакомились в ресторане, и не надо искажать фактов.

– Мне нечего искажать, и нам нечего обсуждать. Мы должны разойтись. Немедленно! Сегодня же освободить эту комнату.

Он удивленно, даже насмешливо поднял брови:

– Сегодня?.. Интересно… Куда же мы переедем?

– Я домой. А у тебя есть квартира, где ты прописан.

Он опять скривил губы, на этот раз в усмешке.

– Я же тебе говорил: прописка эта формальная, жить там я не могу. И никуда отсюда не выеду. Мне здесь нравится.

Он улыбался широко, победоносно, понимал, какой удар наносит Варе, торжествовал, видя ее растерянность. Варя действительно растерялась. Оставить Костю у Софьи Александровны она не может. Софья Александровна с ним не справится, выселять его через милицию побоится, побоится скандала, побоится, что отберут комнату. Господи, как легкомысленно она поступила, в какую историю втянула Софью Александровну.

– Софья Александровна сдала эту комнату мне.

Он перебил ее:

– Нам! Не «мне», а нам. И я, кстати, ее оплачиваю.

– Я тебе верну эти деньги.

– Так вот, слушай меня внимательно, – внушительно проговорил Костя, – когда мы познакомились, еще тогда, в «Савое», ты мне сказала об этой комнате, обещала поговорить с хозяйкой, значит, для меня ее снимала. А теперь, видите ли, я должен выметаться отсюда. Куда? На улицу? Нет, на улице я жить не могу, я буду жить здесь. А ты можешь жить где хочешь.

Варя сидела, опустив голову… Беспощадный, неразборчивый в средствах человек, ни к кому не знающий снисхождения. И его она называла своим мужем. И самое ужасное: вынуждена все терпеть, оставить его Софье Александровне она не имеет права.

Костя наслаждался ее унижением, ее бессилием.

– Не хочешь со мной жить – дело твое, мы не расписаны, разойдемся в разные стороны. Я тебе не навязываюсь. – В его голосе опять звучали гордые нотки. – Я вообще никому не навязываюсь, в том числе и Софье Александровне. Я уеду отсюда, освобожу комнату. Но не раньше, чем найду другую – в центре, с телефоном, со всеми удобствами. Для этого нужно два-три месяца. Один я тут останусь или останемся мы оба, мне безразлично, мы друг другу не помешаем. Таковы мои условия: два-три месяца. Впрочем, если комната найдется раньше, то я выеду раньше. – Он опять усмехнулся. – Если ты в этом очень-очень заинтересована, помоги мне найти новую комнату.

Хочет выиграть время, надеется наладить отношения, надеется, что она в конце концов примирится с его жизнью. Напрасно надеется. Но у него мертвая хватка, она в капкане, и деваться ей некуда. Софью Александровну она никогда не подведет.

– С комнатой я тебе помочь не могу, – сказала Варя, – но я согласна подождать два месяца.

Он перебил ее:

– Я сказал, два-три месяца.

– Хорошо, пусть два-три месяца. Но ты обещаешь мне, что через два-три месяца мы комнату освободим.

Он улыбнулся своей прежней широкой обаятельной улыбкой.

– Вот и договорились. Зачем ссориться, трепать друг другу нервы?! Итак, мир! Ура! Может быть, обмоем, посидим где-нибудь?

– Нигде больше мы с тобой сидеть не будем. Я остаюсь здесь только ради Софьи Александровны, для ее спокойствия. Обо всем остальном забудь. Спать я буду на этом диванчике.

– На этом диванчике, – он рассмеялся, – а поместишься?