– Старик священник, – сказала она.
– Простите?..
– Да так, ничего.
– Мы пока не могли вас зарегистрировать, нам неизвестна ваша фамилия, – сказала сестра. Она приготовила ручку, устремив на Таппенс вопросительный взгляд.
– Моя фамилия?
– Да. Для истории болезни, – пояснила она.
Таппенс молчала, соображая, что все это означает. Ее фамилия. Как ее фамилия? «До чего глупо, – сказала она себе. – Я, кажется, ее забыла. Но все-таки должна ведь у меня быть фамилия». Вдруг она почувствовала облегчение. Перед ней мелькнуло лицо священника, и она решительно проговорила:
– Ну конечно, Пруденс.
– П..., эр, у, де, е, эн, эс?
– Совершенно верно.
– Но это только имя. А как фамилия?
– Каули. Ка, а, у, эль, и.
– Рада, что вы вспомнили, – сказала сестра и отошла с таким видом, словно все остальное ее не интересовало.
Таппенс была довольна собой. Пруденс Каули из ДВО, отец ее священник... у него приход... идет война... «Странно, – подумала она, – похоже, я ошибаюсь. Все это было давным-давно». Она пробормотала про себя: «Это не ваш ребеночек?» Ничего невозможно понять. Она ли это сейчас сказала или это ей сказал кто-то другой?
Сестра снова стояла у ее кровати.
– Ваш адрес, – сказала она. – Мисс Каули или миссис Каули? Вы спрашивали о ребенке?
– «Это не ваш ребеночек?» Кто это спрашивал или это я сама говорила?
– Я бы на вашем месте постаралась уснуть, – посоветовала сестра.
Она вышла, чтобы сообщить полученную информацию по назначению.
– Кажется, она приходит в себя, доктор, – доложила сестра. – Назвала себя Пруденс Каули. Однако адреса не помнит. Говорит что-то о ребенке.
– Ладно, – сказал доктор в своей обычной небрежной манере. – Дадим ей еще сутки. Она справляется с сотрясением вполне удовлетворительно.
II
Томми пытался вставить ключ в замок. Прежде чем ему это удалось, дверь отворилась – на пороге стоял Альберт.
– Ну и как, – спросил Томми, – она вернулась?
Альберт покачал головой.
– И никаких известий – ни звонка, ни письма, ни телеграммы?
– Ничего, сэр. Решительно ничего. И от других тоже ничего. Они затаились. Но она находится у них. Они ее держат, сэр. Я в этом уверен. Они ее держат.
– Что, черт возьми, вы хотите сказать этим своим «они ее держат»? Начитались всякого. Кто ее держит?
– Вы знаете, о чем я. Гангстеры.
– Какие еще гангстеры?
– Те, которые чуть что – выхватывают ножи. Или же международные.
– Перестаньте молоть чепуху, – сказал Томми. – Вы знаете, что я думаю?
Альберт вопросительно посмотрел на него.
– Я полагаю, с ее стороны очень дурно, что она не дает о себе знать. Она совершенно с нами не считается.
– Ну что же, я понимаю, что вы хотите сказать. Отчего же, можно считать и так, если вам от этого легче. Я вижу, вы принесли картину назад, – добавил он, принимая из рук Томми громоздкую поклажу.
– Да, принес эту проклятую картину назад, – сказал Томми. – Ни черта толку от нее не было.
– Вы ничего о ней не узнали?
– Ну, не совсем так. О ней-то я кое-что узнал, да только неизвестно, насколько нам поможет то, что я выяснил. Доктор Меррей, конечно, не звонил и мисс Паккард из «Солнечных гор» тоже? С этой стороны ничего не было?
– Никто не звонил, кроме зеленщика. Он сообщил, что получены отличные баклажаны. Ему известно, что хозяйка обожает баклажаны, и он всегда сообщает об их получении, – сказал Альберт и добавил: – Вам на обед я приготовил курицу.
– Просто удивительно! Ничего, кроме курицы, вы не в состоянии придумать, – сказал Томми капризным тоном.
– Это не то что обыкновенная курица. Такую называют poussin [12], – сказал Альберт. – Она совсем нежирная, – добавил он.
– Ладно, сойдет.
Зазвонил телефон. Томми сорвался с места и схватил трубку.
– Алло... алло?
В трубке раздался далекий, еле слышный голос:
– Мистер Томас Бересфорд? Ответьте Инвергэшли. Вас вызывает частное лицо.
– Слушаю.
– Не вешайте трубку.
Томми ждал. Он немного успокоился. Ему пришлось немного подождать. Затем раздался хорошо знакомый голос, ясный и четкий. Голос его дочери.
– Алло, это ты, папа?
– Дебора!
– Да. Почему ты как будто бы запыхался? Ты бежал к телефону?
«Ох уж эти дочери, – подумал Томми. – Вечно критикуют».
– Я же старенький, вот и задыхаюсь, – сказал он. – Как поживаешь, Дебора?
– Я-то ничего. Послушай, пап, я тут прочитала в газете. Может быть, ты тоже видел? Меня это насторожило. О женщине, которая попала в аварию, и о том, что она в больнице.