Фрейд и его госпожа

– Ну, раз вы просите… Короче, кто подтвердит ваше алиби?

– На какое время?

– На двадцатое.

– Число – это понятие растяжимое. Утро, день, вечер?

Опять промах, но, к счастью, небольшой, дело поправимо. Шурик продолжил увереннее:

– На весь вечер. Примерно до одиннадцати вечера.

– Тетка подтвердит.

– Тетка не годится, она – лицо заинтересованное…

– Слушай, а что случилось в это время, чего ты ко мне привязался? – взяла агрессивный тон Зоя.

– Примерно в половине одиннадцатого в ресторане «Три пальмы» была убита новая жена Кирилла Андреевича Тамара, на которой он женился в тот день.

И вдруг… Нет, что это за реакция?! Зоя расхохоталась, будто перед ней клоун выступал! Шурик опешил, таращась на нее во все глаза, обиженно вымолвил:

– Не понимаю, чему вы радуетесь?

– Прямо на свадьбе? – хохотала жестокосердная Зойка. – Так ему и надо! А почему же не его замочили? Он этого вполне заслуживает.

– Вы, Зоя Аркадьевна, отдаете отчет своим словам?

– Отдаю, отдаю! Слышь, а я тут при чем? Мне шьете ее труп, что ли? У вас в прокуратуре одни болваны штаны протирают? На хрен мне его новая жена?

– Не горячитесь, Зоя Аркадьевна. Сначала подозрения пали на Кирилла Андреевича…

– Это правильно, – утирая слезы, выкатившиеся от смеха из уголков ее глаз, вставила она. – Он запросто так может любого заделать.

– Но позже экспертиза установила, что лезвие бритвы метнули с нижней площадки, а Кирилл Андреевич в это время стоял на балконе… э… вместе с Тамарой. Поэтому следствие устанавливает алиби всех, кто, так или иначе, конфликтовал с Кириллом Андреевичем. У вас ведь были… гм… весьма неприязненные отношения?

– У него, может, и неприязненные, а у меня… ненависть. Лютая!

– Особо проверяются лица, вернувшиеся из мест лишения свободы. – Шурик намеренно говорил сухим юридическим языком, чтобы она не сомневалась, с кем имеет дело. – Ко всему прочему есть свидетели, видевшие, как вы ночью неоднократно стояли у ограды дома Кирилла Андреевича, даже пытались пробраться к нему в дом…

– Вспомнила! – азартно хлопнула себя ладонью по колену Зоя.

Если говорить о ее темпераменте, то, насколько был осведомлен Шурик, она по всем признакам была холериком с перепадами в меланхолию, а такие люди весьма непредсказуемы.

– Простите, что вы вспомнили? – озадачился Шурик.

– Голос вспомнила, – прищелкнула пальцами Зоя. – Еще когда ты спрашивал у меня дорогу на станцию, я подумала: где-то я слышала этот голосок недорезанного петушка! Тембр у тебя не сформировавшийся, не мужской. Значит, это ты на меня напал, когда я пробиралась в дом?

Пожалуй, она покрепче его будет и наглее, что неудивительно. Тот, кто провел несколько лет в колонии, если окончательно не ломается, приобретает эдакий кураж, вольность в поведении и качества хищного зверька, всегда готового к обороне. Иногда печать зэка проскальзывала и в ее интонациях. Подобную речь папа Шурика называл жлобской.

– Вон, у тебя и синяк до сих пор на скуле, – разглядела Зойка и вновь захохотала. – Как я тебя, а?

– Поэтому меня и послали к вам, – нашелся Шурик. – Я живу рядом с Кириллом Андреевичем, мой отец – прокурор.

Про папу он ввернул, может, и глупо, но сделал это для собственной безопасности, а то от нее всего ждать можно. Зойка вдруг ни с того ни с сего запела:

– А я сын прокуро-ора… на скамье подсуди-имых… И что тебе надо, сынок? Из нашего базара ты должен понять, что я не метала никаких лезвий, следовательно, младшую жену Кирюши не я уложила. И ваще, докажи, что я там была!

– Извините, это вы обязаны предоставить алиби.

– А если у меня его нет? – не испугалась она.

– Вы попадаете в разряд подозреваемых. Вам, должно быть, известно, чем это вам грозит.

Зоя достала из сумки пачку сигарет, закурила, предложила и ему:

– Угощайся.

– Спасибо, я не курю.

– Ух, ты какой! – Кажется, она его похвалила?

Некоторое время Зойка курила, нахмурив брови и глядя прямо перед собой, а Шурик получил возможность передохнуть и быстренько проанализировать этот диалог. Нормально все получилось, несмотря на некоторые проколы с его стороны и неумение вести допрос.

– Если бы я там была, запустила бы лезвие в Кирюшу, – созналась она, ничуть не боясь, что ее слова он впоследствии обернет против нее же.