Одиннадцатый легион

Запахи сводили с ума и заставляли извергнуть из глубин желудка скромные запасы недавно съеденных фруктов, рой наглых, облепивших волосы и лицо мух навевал своим жужжанием и отвратительными прикосновениями мысли о суициде, но моррон терпел, превозмогая позывы желудка, отвратные запахи и позор. Он верил, что муки не пропадут зря и его присутствие останется незамеченным.

Помойка – самое лучшее место для шпиона, конечно же, в прямом, а не в переносном смысле. Дарк был убежден, что никто из подъехавшего отряда не подойдет сюда ближе, чем на двадцать шагов, он тоже не стал бы рисковать здоровьем, если бы не суровая необходимость – шанс оказаться обнаруженным был куда меньше здесь, чем в любом другом месте, тем более в конюшне, куда приезжие сунутся в первую очередь.

Через минуту после погружения Дарка в омерзительную кучу отходов в распахнутые настежь ворота поместья въехал небольшой отряд всадников, сопровождающий две кареты, одна из которых была украшена гербами, а вторая – толстыми решетками на окнах. Только трое шаконьесов были слугами орков, все остальные носили цвета эльфов. Экипажи остановились возле дома, и из одного, на боку которого красовалась голубая фиалка на золотистом поле геральдического щита, вышел высокий эльф в одежде под стать гербу, то есть в золотисто-голубоватых тонах. Спешившиеся шаконьесы быстро подбежали ко второй карете и, распахнув дверцу, выволокли оттуда связанного, но продолжающего отчаянно сопротивляться Гаврия. Пара ударов по голове и еще десяток ногами в живот заставили Сорано скорчиться от боли и уткнуться лицом в песок, затем, к великому удивлению Дарка, из экипажа, как ни в чем не бывало, вышел самодовольный Дантон и с охотой последовал приглашению эльфа пройти в дом. Проходя мимо валяющегося без сознания Гаврия, торговец не упустил возможности сильно пнуть капитана ногою по и так уже окровавленному лицу.

Едва уловимым движением руки Пауль подал знак солдатам, а эльф подтвердил его кивком головы – прислужники эльфов накинулись на своих собратьев – шаконьесов и в считаные доли секунды перерезали им глотки.

«Торгашом был – торгашом и остался, – брезгливо поморщился Дарк, – как только поймали на махинациях, так сразу же предал: вначале людей, а затем и орков».

Дантон в сопровождении своего нового партнера последовал в дом, куда за ним вслед двое шаконьесов поволокли тело Гаврия, остальной же отряд расположился во дворе, ожидая завершения деловых переговоров, одним из пунктов которых, видимо, было выбивание информации из полуживого Сорано.

Дарк ошибся, наивно предполагая, что посетители усадьбы не почтят своим присутствием его зловонное укрытие. В анатомии человека и шаконьеса есть много различий, но отвращение к запаху гниющих отходов их несомненно роднит, однако жизнь порой не обходится без неприятных моментов, одним из которых является вынос мусора, чью роль в разыгравшемся на дворе трагифарсе исполняли тела только что зарезанных солдат.

Рядом с Аламезом раздался глухой удар падения тела, затем второй, сопровождаемый поднятием в воздух целого роя встревоженных запахом новой добычи мух, но, как ни странно, третьего так и не последовало…

Осторожно отодвинув в сторону ящик, Дарк переместился немного левее, что позволило не только испачкаться в липкой массе непонятного происхождения, но и просмотреть участок местности, на котором задержался третий «мусорщик».

Причина задержки была тривиальной, шаконьес бросил тело и, спрятавшись от посторонних глаз за деревом, справлял естественную потребность мочевого пузыря.

«Боязнь прилюдно опорожняться – наилучшее доказательство ущербности и закомплексованности рода людского! – утверждал небезызвестный в гномьих кругах мыслитель Зингершульцо. – Именно страх показать свое естество и приведет к гибели человечества».

Неизвестно, правомерно ли было переносить радикальное утверждение гнома на всех людей, но шаконьеса стыдливость сгубила точно. Дождавшись момента завершения продолжительного процесса, Дарк выскочил из-за укрытия и одним резким движением рук переломил шею владельцу могучего мочевого пузыря.

Полукровки были значительно ниже орков, но выше людей, поэтому на переодевание и подгонку одежд ушло не менее десяти минут. Видок был, конечно, ужасным, и на шаконьеса Аламез походил, как нищенка на придворную даму, но если не приближаться к солдатам близко и опустить капюшон плаща, то слабая надежда незаметно подкрасться к дому все-таки оставалась.