40  

– Брось тряпку! – снова рыкнул Александр и указал Маринке на кресло, а не на диван, рядом с собой. – Я узнал, отчего тебя в погреб сунули.

– Отчего? – тут же забыла Маринка про всякие роли. – Ты им сказал, что я вообще ничего не делала?! Ты им сказал, что они меня спутали с кем-то? Или ты вообще ничего не говорил?

– Они тебя ни с кем не спутали, – с презрением произнес он. – Все совершенно точно – Субботина Марина Ивановна, так ведь?

– Ну да... так ведь... – растерянно повторила Маринка. – И чего – сейчас за это в погреб пихают?

– Не за это... – снова фыркнул парень. – Просто им стало достоверно известно, что эта самая Субботина выслеживает состоятельных старичков, женит их на себе, потом разводится и отсуживает у них... ну, скажем, так, некоторые жизненные блага. Квартиры, машины, дачи, деньги...

Вся кровь в одно мгновение хлынула в Маринкины щеки. Нет, не от стыда... хотя ей было отчего-то неприятно, что этот Александр узнал о ее мужьях, ей было обидно, что ее только что намеченный план по захвату такого приятного, состоятельного и молодого человека сейчас под серьезной угрозой. А еще ее душила злоба.

Глава 5

Забыть бы чудные мгновенья...

Александр же продолжал:

– И, видимо, у тебя это совсем неплохо получалось, если ты еще жива-здорова и в определенном достатке. Но... понимаешь, красавица, это не совсем красивое ремесло. Например, на данном этапе ты, как стало известно, обрабатываешь некоего Ирбиса Леонида Владимировича, так ведь? Но он женат, у него взрослые, серьезные дети. И они совсем не хотят себе молодую, корыстную мамочку. У них своя замечательная. А посему детки и решили тебя... в некотором роде, обезвредить. Объясню подробнее – ты уже успела почувствовать всю прелесть заточения... хотя, виноват, как мне передали – еще не всю... Так вот, тебе будет все по полной программе, если ты не оставишь этого Ирбиса в покое. Ты должна уехать. Одна. И никогда не появляться здесь больше. И боже тебя упаси хоть как-то намекнуть этому человеку обо всем, что с тобой случилось, ясно?

Маринка слушала его с презрительной улыбкой.

– То есть... твои плохие дядьки в полиции нравов подрабатывают, правильно я понимаю? – фыркнула она.

– А ты у них сама спросишь, если не уедешь. Не думаю, что они станут тебе отвечать... – закинул ногу на ногу Александр. – Не нравится им твое поведение, ну что ты тут поделаешь. У них, понимаешь, тоже отцы... престарелые. И матери, от которых эти отцы сбежать надумали к таким вот трясогузкам.

– А сами? – склонила голову Маринка. – Сами эти плохие дядьки со старыми женами живут или уже на молоденьких поменяли? Или ничего страшного? Это только Ирбиса касается?

Она поднялась с кресла, прошлась перед носом Александра и вдруг выгнулась кошкой и надменно изогнула бровь:

– А если я не захочу, а?

– Еще скажи, что любишь его до потери совести! – усмехнулся парень. – Вот уж никогда не поверю.

– Да какая любовь! Ха! Ты тоже сказок начитался? – развеселилась Маринка, вольно уселась на спинку кресла и тоже закинула ногу на ногу. Ее изумительная ножка качалась теперь чуть ли не у самого носа Александра. Но теперь не было смысла играть «покорную робость», и Маринка наглела вовсю. – А я найму себе охранников, и фиг меня кто тронет, ясно вам? А Ирбиса все равно в загс утяну. Хотя... нет-нет, я не так выразилась! Это он меня утянет! Он еще вчера вечером хотел сказать своей старушенции, пардон, жене, что начинает новую жизнь... с новой – молодой и красивой супругой, ясно? А уж теперь-то, когда я ему расскажу, что мне пришлось вытерпеть!... Думаю. Он сразу подарит мне... м-м-м, чтобы мне у него попросить?... Я еще не придумала. Но я мелочиться не стану. Пусть дарит, старый бегемот. А вот потом – потом я его выгоню! И, может быть, даже уеду! Но только после того, как выкачаю из него все состояние.

Александр с такой ненавистью шибанул по ее ноге, что Маринка чуть не навернулась с кресла.

– И откуда только берутся такие твари? – презрительно процедил он и направился из комнаты.

Но разозленная этим ударом, Маринка кошкой сиганула со спинки кресла, с силой толкнула Александра обратно на диван и нависла над ним всей своей хрупкой фигуркой:

– Откуда берутся, говоришь? А я тебе расскажу... – прошипела она, сузив глаза от злости. – Они рождаются, как и нормальные детки. Как и ты – такие же. Но только потом, когда тебя твоя трепетная мама пеленала в кружевные пеленочки да с бутылочками по молочным кухням носилась, они попадали к матери-алкашке! Ну так уж вышло. И никаких бутылочек, кроме водочных, они не знали, ясно тебе? Но, черт его знает как, но... вырастали эти девочки из тряпок... пардон, из пеленок. И пошли ножками, да только на фиг это кому-то надо было! Лишний рот! Тебе – машинки да пирамидки небось дарили? А мне все больше подзатыльники. Так просто. Ни за что. За то, что родилась. Вот уж чего не жалели! И маменька родная, и гости ее – кто только ручку не прикладывал! Однажды по скуле так въехали, хрястнуло что-то... до сих пор иногда щелкает... Да и хрен бы с ним, выдержала бы. Научилась уже убегать, когда пьяная мать свирепствовала, когда мужиков в дом волокла – под старой цинковой ванной пряталась: ночью, да еще если мороз, не слишком по улице набегаешься. Но вот ведь неудача: стала подрастать, а у матери ухажер появился – очень до маленьких девочек охочий. Между прочим, не бедный дяденька, прошу заметить. А матушка моя будто прозрела – в доме молодая рабочая сила задарма ходит, сухари жрет! И стала эта «рабочая сила» сухари жрать уже не задарма!.. Ты вообще знаешь, что такое – ждать такого гостя?! Когда тебе девять лет?! Когда тебе бежать некуда?! Когда... Да ни хрена ты не знаешь! А у того дяденьки тоже жена дома была и дети! И тоже, наверное, очень правильные!

  40  
×
×